Мария Сакрытина - Я хочу, чтобы... (СИ) Страница 2

- Ну тогда получай его.

Теряя сознание, я ещё успела поймать в глазах человека отражение недоверия, удивления, ярости. Но мой дух отлетел достаточно далеко, и я не слышала новое желание.

На руках колдуна осталось только тело прекрасной человеческой девушки. И тоненькая цепочка-связь между ней и духом.

Но этого было достаточно, чтобы пленить меня снова.

Ночь первая. Чёрный конь для шехзаде

День в Бахре, столице великой империи Гази начинался рано.

Только-только солнце-Аллат показывалась из-за горизонта, рассыпав по небу сверкающие волосы-лучи, как узенькие улицы наполнялись жизнью. Люди муравьями торопились по утренней прохладе сделать большую часть работы за день, чтобы отдыхать в жаркое полуденное время. Стучали ставнями лавки ремесленников, позванивали колокольчиками водоносы, приветственно распахивали двери хаммамы (бани), стучали в гонг жрецы Аллат, отмеряя время. Мерно, величаво ступали по пыльным улицам караваны верблюдов. Они направлялись в порт, а оттуда по самой широкой улице в городе – в хану, главный рынок Бахры.

Здесь, в крытых павильонах царил полумрак, прорезаемый сотнями солнечных лучей из маленьких круглых отверстий купола. И шум – стук отворяемых ставень-прилавков, шорох шагов по вымощенному цветной плиткой полу, гулкие голоса пустынников-бедуинов и визгливо-звонкие – жителей побережья. Запахи пряностей, манящие ароматы сладостей и тонкая, но стойкая струйка пачули и амбры витали в воздухе.

Жизнь бурлила, стоило солнцу показаться на небе, и затихала, только когда Аллат исчезала за горизонтом, отправляясь на ночной покой.

Но до заката пока было далеко.

- Ай, сайеди, рот не разевай, пряности-сладости покупай! – как обычно звонко, перекрывая шум, зазывал Фарах, сверкая белозубой улыбкой. – Давай, голубей не считай, покупай, вай-вай-вай-вай!

Амин сгрузил на пол десятый по счёту мешок молотой корицы и уселся под прилавком, переводя дух.

- Ай, сайеди! – воскликнул Фарах, подаваясь навстречу заинтересовавшемуся было товаром кочевнику. – Ай, хорошая пахлава, свежая!

Бедуин, чей народ издревле славился ненавистью к сладкому, только усмехнулся.

- Куда мне её?

- Ну… верблюда накормишь! – нашёлся Фарах, сверкая улыбкой.

Кочевник, махнув рукой, отошёл от прилавка.

- Не идёт сегодня торговля, да простит меня Манат, - тихо пожаловался Фарах, давая отдых уставшему горлу.

Амин пожал плечами и молча поднялся. Во дворе ждали ещё шесть мешков пряностей и требующие за них денег караванщики-бедуины. Денег у Амина не было, а хозяин лавочки, торговец, сайед Ясар, никому кошелёк не доверявший, как обычно опаздывал.

Когда Амин снова вернулся, Фарах ругался с караванщиком – из Аиши или Шакиры, судя по выговору.

- По-твоему это лукум?! – возмущался караванщик, тыча в мягкий белый комочек узловатым пальцем. – Ты посмотри! Да ты его потрогай! Он уже сгнил давно! И за это – двадцать драхм?!

- Пятьдесят, - степенно поправил Фарах. – За прекрасный шакер-лукум, достойный самого султана, да будут дни его вечны…

Амин улыбнулся, стирая пот со лба. Достойный султан не стал бы на такое даже смотреть.

Караванщик снова ткнул в лукум пальцем и поморщился.

- Двадцать пять и это моё последнее слово.

Фарах открыл было рот – возмутиться, но тут по павильону пронёсся звон гонга и громкий чистый голос евнуха:

- Великолепный, одарённый милостью Манат и улыбкой Аллат, Сиятельный шехзаде (Шехзаде – царевич) Шакир изволит пройти здесь!

Амин торопливо упал ниц, упираясь лбом в пол – пусть его и не видно было из-за прилавка. Рядом бухнулся Фарах, к нему присоединился караванщик – как и все посетители рынка пали ниц, приветствуя сиятельного царевича.

В наступившей тишине шелестели одежды евнухов, позвякивали драгоценные браслеты на холёных руках Шакира, стучали «пятками» копий стражи, приветствуя благословенного.

Амину не нужно было подсматривать, чтобы знать – красивое лицо шехзаде кривится в гримасе презрения. Сиятельному скучно в бесконечных торговых рядах и хочется скорей попасть в сердце рынка – оружейные и ювелирные мастерские.

Стража в десятый раз стукнула копьями, и по павильону снова прокатился шорох. Свита шехзаде и сам Сиятельный ушли и вернутся только в полдень – Шакир всегда долго выбирает оружие и подарки наложницам-фавориткам. Тщательно осматривает, подробно расспрашивает мастеров, приценивается, словно нет в его распоряжении всей казны султана.

- Чего разлеглись, болваны?! – взвизгнул над прилавком знакомый голос. – Я вам за это плачу?! А ну марш за работу!

Фарах возвёл очи горе и выпрямился, напевая:

- Как прикажете, сайед Ясар, как прикажете.

Амин с тоской посмотрел на мешки.

Маленький толстенький, но очень голосистый сайед Ясар подкатился к нему и подтолкнул юношу к закутанному в хаик (Хаик – шерстяной плащ, который носят бедуины), точно почтенная дама – в паранджу (Паранджа – халат+накидка/сетка на лицо), кочевнику.

- Заберёшь у него три мешка персиков. И чтобы ни один фрукт не помялся!

Кочевник невозмутимо двинулся к выходу из павильона. Амин, вздыхая, поплёлся следом. Ему иногда казалось, что сайед Ясар путает его с ослом. И не только, когда ругается.

Солнце поднялось уже высоко, когда Амин дотащил последний мешок, выслушал от сайеда Ясара весьма нелестное мнение о себе в принципе и всей нынешней молодёжи в частности, взял пустое блюдо и отправился в дальнюю часть павильона – разделённый на ячейки-лавочки склад – за пахлавой.

Здесь гул рынка стал тише, зато одуряюще, невыносимо пахло пряностями. Прикрыв нос рукавом, Амин привычно стёр пот со лба, огляделся… и выронил блюдо.

У открытого мешка со сливами, которые Амин только что так аккуратно переносил со двора («За каждую раздавленную ягоду сам платить будешь!»), сидел мальчишка-побережец лет десяти и с явным удовольствием набивал рот сливами, персиками, лежащей рядом пахлавой – всем, до чего смог дотянуться. Ещё и причмокивал от удовольствия.

- Т-т-ты.., - выпалил Амин, вытаращившись на воришку.

Мальчишка повернулся, заинтересованно глянул на юношу и нагло запихнул в рот ещё пахлавы.

- Ты… ты что тут делаешь? – наконец смог связно спросить, точнее, простонать Амин.

- Фемм, - пробубнил мальчишка. И, сделав титанический глоток, вытер губы рукавом, оставив на когда-то белой ткани жирное пятно. – Ем, – и добавил, указывая на приготовленный Амином заранее лукум. - О, подай-ка мне ещё вон той белой мягкой штуковины. Пожалуйста.

Амин дар речи потерял от такой наглости, молча глядя, как мальчик щурится в полумраке склада, шарит рукой, находит сливу и запихивает её в рот.