Луис Бетанкур - Здесь песок чище Страница 2

Когда Сильвио Мора поднял над головой винтовку и взмахнул ею, его коммандос поняли, что кульминационный момент «операции» настал. С криками «Да здравствует демократия! Долой коммунизм!» они бросились вперед, стреляя на ходу по силуэтам, которые прыгали и качались, как манекены, под градом выстрелов. Да, именно так, манекены. Бутафорские солдаты, воображаемые враги, оживленное тряпье, безобидные цели. Да и в качестве места для «боевых действий» было избрано не опасное кубинское побережье по другую сторону пролива, а тихий клочок земли в Эверглейдс, примерно в шести милях от Аллигатора, что служило предметом насмешек полицейских властей Флориды. Вслед за последним выстрелом «закаленные в боях солдаты», наклонившись над поверженной добычей, принялись спорить по поводу пробоин на «телах» солдат противника. Попаданий было меньше, чем претензий на них. Было смешно смотреть, как небольшая группа людей затеяла торг перед поверженными манекенами. Однако никто не задумывался над количеством израсходованных патронов. Сильвио был первым из заявивших, что его выстрел лучший. Он был уверен в этом, потому что видел, как берет с манекена, по которому он стрелял, отлетел далеко в сторону. Но другие кричали, что их выстрелы были более точными. Дискуссия принимала явно выраженный угрожающий тон. Наконец кто-то призвал всех к спокойствию, и споры утихли. Несмотря на все эти недоразумения, Сильвио Мора вернулся в свой дом в юго-восточном районе города с чувством удовлетворенности. Он развесил свою униформу, пропахшую пылью и порохом, именно такую, которую должен носить настоящий «железный» парень, первый в роте, соперник морского пехотинца или, по меньшей мере, что-то в этом роде, а не обыкновенный эмигрант. Не так ли? Таким должен быть активный и боевой член организации противников кубинского коммунизма, которая именует себя «Альфа-66». Возвращаясь, он видел себя в мечтах в ореоле величия и зените славы. На пороге дома его встречала Эсперанса, все еще находившаяся под впечатлением воскресных подвигов. Она жила воспоминаниями и носила форму американских морских пехотинцев как напоминание о днях, проведенных на Кубе.

К вечеру, после взбадривающего душа и легкого ужина, состоявшего из бутербродов и прохладительных напитков, Сильвио Мора снова встретился со своими головорезами из коммандос. Усевшись все вместе в тени козырька крыши одного из домов недалеко от Даун Тауна, они вновь принялись обсуждать воображаемые операции, которые проводились на песчаных пляжах Флориды на деньги все той же эмиграции. Прилив вдохновения, вызванный полевыми тренировками, постепенно прошел, и, когда снова стала ощущаться тяжесть реальных обстоятельств, Гальего стал горько сетовать:

— Я спрашиваю себя: сколько времени мы еще будем грозить да совершать вылазки на остров, когда же американцы выступят по-настоящему? Я не вижу конца этой затее. Посылают стрелять то здесь, то там, а все остается по-старому, ничего не меняется.

Сильвио почувствовал, что ему нечего ответить на это. Немного поколебавшись, он все же сказал:

— Я думаю… короче говоря, мы делаем то, что нужно.

— То что нужно? Как бы не так. Единственное, что мы пока сделали, — так это много шума и пропаганды. Послушай, когда мы забросили группу, уверенные в том, что теперь-то наконец дело пойдет, все накрылось. И всякий раз находим виновного: либо это кто-нибудь из посланных нами на Кубу, как было с покойным Байямесом, либо повинны в этом пограничники Кастро или его торпедные катера, либо обвиняем кубинскую контрразведку или людей, работающих на нее, либо это невезение или еще что-нибудь. Да, вечно одно и то же… Здесь что-то не так. Но что?..

— А я считаю, что все правильно.

— А я нет!

Сильвио метнул на Гальего быстрый взгляд, сделал недовольный и нетерпеливый жест, вспоминая, как ему неоднократно приходилось объяснять одно и то же:

— Я знаю, что ты не согласен. Тебе хотелось бы, чтобы мы трое сели в лодчонку и вышли в море во главе американского флота для освобождения Кубы. И чтобы сегодня к вечеру или завтра утром весь мир признал нас новыми спасителями континента…

— Я не знаю, чего ждут американцы.

— Они, видимо, знают.

Хосе Ампаро Ортега[2] отбросил журнал, который листал. Разговор касался интересовавшей его темы. Теперь наступил его черед:

— Что американцы?

Гальего жестикулировал руками, подчеркивая свои слова:

— Ты знаешь, американцы… Ну, как тебе сказать. Действительно, что способны сделать мы — трое калек? Другое дело, если бы они пошли впереди, с их флотом, который уничтожал бы все на своем пути, сметал коммунистов. Применили бы авиацию, десантников. А если хотят, мы пойдем следом, чтобы подсказывать им кто есть кто. Там бы мы знали, что нам делать…

— Американцы тоже знают, что делают, — Ортега пытался придать оттенок официальности своим словам, — должны знать это. Но Куба у них не единственная и не главная проблема. Кроме того, это у них не единственное обязательство. И если мы хотим, чтобы они считались с нами, несмотря на их конфликт во Вьетнаме, отношения с Россией и все остальное, то этого должны добиваться мы сами. Уважение у американцев нужно еще заслужить. Само по себе оно не придет. И если мы будем спокойно ждать вторжения американского флота, то или умрем от старости, так ничего и не дождавшись, или же узнаем последними, когда высадка все же произойдет. Как ты думаешь? Ты считаешь, что господин Никсон предупредит нас о своих планах? Мы должны завоевать его доверие нашими делами, поведением.

— Или это доверие завоюют другие, — подчеркнул Сильвио. — Дело в том, что, если мы не будем делать то, что делаем сейчас, и даже чуточку больше, если нас не заметят в наших военных делах, придут другие, более решительные, и заслужат доверие ЦРУ. Имей в виду, что мы не единственные. Ежедневно появляется новая группа, которая намеревается захватить лидерство и завоевать полное доверие американцев. Мы не должны позволить себе опуститься. В течение этих лет мы держались, выживая после каждого кризиса, и нам необходимо сохранить наши позиции, чтобы в любом случае они считались с нами. А сейчас тот, кто боится и рассчитывает во всем на американский флот, пусть подвяжет штаны.

Гальего бросил стакан на столик и встал возмущенный:

— Я трус? Ты ошибаешься, Сильвио, не за того меня принимаешь! Давай сядем на катер и посмотрим, кто первый испугается.

Сильвио удовлетворенно улыбнулся. Намек на страх был хорошим ответом. Он мог начать словесную перепалку с этим полуграмотным хвастуном, выведенным таким образом из душевного равновесия. Однако намеки на трусость или смелость были слишком опасными. Это похоже на обоюдоострый нож. Среди них это был универсальный аргумент, который можно было применить к кому угодно, в любом разговоре. Он не стал больше возвращаться к нему. В душе что-то предостерегало его, какой-то непонятный внутренний голос подсказывал ему: «Будь, брат, осторожен, ты тоже можешь влипнуть в историю». Поэтому он предпочел слегка смягчить свое высказывание, уверенный в том, что его мнение все же возобладало в споре: