Василий Ян - Рогатая змейка Страница 2

Дочка, ребенок в белой рубашечке, покрытый белым пикейным одеялом, тихо спала и не шевелилась.

«Эта рогатая змейка погубит моего ребенка, если я спрыгну и брошусь к ней! Ребенок проснется, упавшая в складки одеяла змея ужалит девочку, если она дотронется до змеи. Нужно не шевелиться. Нужно, чтобы дочь не пошевелилась. Только змея соскользнет на пол, — ее можно будет убить палкой…»

Рогатая змейка извивалась еще несколько секунд, затем мелькнула золотистой спинкой в воздухе, причудливым завитком секунду лежала на белом одеяле, показав кольчатое, в крапинках брюшко, и, подняв хищную плоскую головку с рожками, блестевшими, как зубцы маленькой короны, повертела ею во все стороны.

Мой ребенок был во власти этой золотистой змейки, которой я готов был принести в жертву все, что мог, даже самого себя, — только бы она не залезла в складки постели, а соскользнула бы на пол.

В этот момент девочка спокойно повернулась на другой бок и невольно сбросила змею на пол, шлепнувшуюся как-то мягко, точно кусок теста.

Я готов был кричать, плакать, хохотать от счастья, от того, что самый ужасный момент миновал. Я спустился вниз и, взяв дочь на руки, положил ее на свое место. Затем разбудил жену и потребовал, чтобы она тоже поднялась на верхнюю койку.

— Что с тобой? Ты болен? На тебе лица нет! — встревоженно спросила жена.

— Потом все тебе расскажу. Мне нужно перерыть постели, осмотреть пол. Мне кажется, что там есть нечто ужасное…

— Да в чем дело? Говори прямо!..

Но я не решался сказать правду, боялся шума, крика напуганной женщины, какой мог бы всполошить многочисленных пассажиров парохода.

— Я тебе приказываю… я тебя умоляю подняться наверх!

— Если ты боишься спуститься на пол, то я сама осмотрю, что такое под койками… — ответила жена, вставая.

В эту минуту мой взгляд уловил на полу, в щели двери, немного притворенной, бывшей на цепочке, мелькнувшую золотистую тень. Змея уползла из каюты на палубу…

У меня хватило силы соскочить и запереть дверь. После этого я упал на койку и, кажется, плакал как дитя.

Для меня настали ужасные дни. Я объявил матросам, что потерял очень дорогое кольцо. Я приказал убрать из кают и из ресторана все ковры. Я не мог спать, запирал жену и дочь на ночь в нашей каюте на ключ, а сам бродил по пароходу, заглядывая во все щели.

Жена меня, вероятно, посчитала уже помешанным, и я опасался, чтобы того же не подумали мои подчиненные из судового экипажа. Но я не решался никому высказать ужасную тайну. Тысяча паломников-фанатиков подняла бы бунт на корабле, узнав, что по пароходу ползает ядовитая змея и сам капитан доставил ее на судно!

Я надеялся на счастье, на случай. Когда приходил с рапортом дежурный помощник или матрос, я старался по их глазам узнать, не случилось ли с кем-нибудь несчастья…

Через день утром ко мне пришел старший помощник и сообщил:

— Сегодня на юте (корме) была странная история. Из-под бухты (свертка) канатов, что там свалены, выбежали крысы, с десяток, они вылетели стремглав и понеслись по палубе, затем скрылись кто куда успел. Но одна крыса, пробежав несколько футов, тут же упала и околела в судорогах. Вахтенный матрос выбросил ее в море…

— Напрасно! — ответил я. — Поставьте возле канатов матроса, прикажите, чтобы никого не подпускал к канатам, сам стоял и глядел в оба: не появится ли что-нибудь оттуда? Пусть тогда тотчас зовет меня. Поспешите как можно скорее!

— Слушаюсь! — сказал удивленный помощник, уходя.

Я пошел на ют. Возле канатов бегала моя дочь, играя с маленькой собачкой-фокстерьером, принадлежавшей одному из пассажиров.

— Иди сюда! — крикнул я дочери.

— А ты меня поймай! — ответила девочка и вскочила на канаты.

Фокстерьер вспрыгнул за ней. Вдруг он бросился в сторону, пригнулся, шерсть его встопорщилась дыбом. Он стал неистово визжать, вертеть и трясти головой, а из его пасти свисал и мотался длинный золотисто-желтый хвостик.

Вероятно, пассажиры, находившиеся невдалеке, сочли меня вовсе сумасшедшим, потому что я как бешеный подбежал к собаке и, схватив ее за лапы, бросил через борт в море.

Несколько секунд собака, мотая головой, держалась на прозрачных голубых волнах, затем я увидел, как в судорогах стало извиваться ее маленькое тельце, белое с черными пятнами, и морская пена скрыла маленького спасителя моей дочери…

Конечно, я заплатил владельцу фокстерьера, греку из Смирны, ту сумму, какую он с меня запросил…

— Бедная собачка! — сказала одна из слушавших дам. — Вы безжалостны, господин капитан! Зачем же нужно было ее выбрасывать в море?

— А если бы змея вырвалась из пасти собаки и уползла в трюм, — ответил капитан, — или в каюту?

— Это вовсе не такая уж страшная история, — заметила другая дама. — Я ждала, что будет какое-нибудь убийство, схватка с морскими пиратами!..

— Вы хотите более страшного конца? — сказал капитан. — Тогда я вам договорю то, чего недосказал. Я прочел в описании жизни животных, что рогатые змеи живут всегда парами. И я не уверен, что виденная мною змея не была второй, а первая не уползла в трюм парохода раньше.

По крайней мере, меня наводит на странные мысли то, что с тех пор исчезли с парохода все крысы, точно их кто-то изгнал из трюмов и палуб… А через несколько дней умер один паломник — очень загадочной и скоропостижной смертью, похожей на отравление после укуса… Затем…

— Скажите, господин капитан! Это все произошло на этом самом пароходе? На каком мы плывем?.. — встревоженно спросили побледневшие дамы.

— Успокойтесь… Это было на другом пароходе. Он теперь переделан, приспособлен для перевозки нефти… До свидания, я должен идти на мостик к рулевому. Здесь нашему кораблю нужно менять курс…