Юрий Авдеенко - Ожидание шторма Страница 20

Кравец замер. Он догадался, что впереди долбят землю. Кирками, ломами.

Он лег и осторожно пополз вперед. Грунт был колкий, щетинистый. Царапал ладони, цеплялся за обшлага рукавов. Короткая, как червь, змея медянка выглянула из-за камня, вильнула своим красновато-лиловым телом. И скрылась в траве...

Кравец раздвинул кусты.

Впереди, вдоль лощины, больше сотни солдат, оголенных по пояс, рыли окопы. Они расположились цепочкой. И линия обороны, тянувшаяся от самого берега, вырисовывалась ясно.

Некоторое время он шел назад. Потом пересек шоссе, поднялся в гору. Перевалил вершину. И оказался возле реки.

Полоска жгучей, как плеть, воды. А потом камни, камни... Подобно печи, они пышут жаром. Круглые, продолговатые, плоские, широкие камни тесно прижаты друг к другу. Шагать по ним неудобно. Тем более быстро... Однако у Кравца нет никакой возможности медлить. Он и так вышел из графика. При такой черепашьей скорости ему не прийти с рассветом в Лазаревский. Это только беспредельные оптимисты верят в то, что тише едешь — дальше будешь...

Горные речки часто меняют русло. Поэтому вокруг столько камней. Вода тащит их с гор, трет камень о камень. И они становятся гладкими, правильными, без углов и задиринок. И нет в них больше природной чистоты и дикости — точь-в-точь как у зверей в зоопарке.

На противоположном берегу его встретили кусты, выше человеческого роста, и склон горы — необрывистый, но очень крутой, на котором деревья и те держались через силу, распластав, точно щупальца, могучие серые корневища. Земля оседала под ногами, ветки кустов трещали, точно предупреждали о ненадежности. Вдобавок местами склон столь лихо загибал вверх, что нечего было и пытаться одолеть его. И Кравец выискивал обходы. Выбиваясь из сил, карабкался к вершине.

Наконец-то...

Оглядевшись, Кравец оценил выгодность позиции. Один смельчак с пулеметом может задержать здесь целый полк. Потому что вся долина просматривается отсюда, как карта. Сектор обстрела — лучше не сыскать!

Нужно быть осторожнее. Вполне возможно, что белые тоже оценили выгоду этой позиции. И разместили поблизости солдат.

Рысь — кисточки на ушах торчком — прыгнула с дерева. Счастье Кравца, что секундой раньше он обернулся. И увидел палевую лоснящуюся спину зверя. Он не успел поднять руку для защиты. Но и рысь не смогла вцепиться ему в затылок. Она как-то нескладно ударилась о его плечо, шаркнула лапой о котомку и соскользнула вниз, к ногам, упав при этом на спину. Она была величиной со среднюю собаку. Кравец пнул носком сапога ее рыжеватое брюхо. Она перевернулась. Стремительно — пыль и камни полетели из-под широких лап — скрылась в густом кустарнике. Он слышал, что рыси нападают на людей крайне редко. Но возможно, это была какая-нибудь ненормальная, изголодавшаяся рысь.

Во всяком случае, встреча с ней заставила Кравца вынуть револьвер из кармана.

Так, от дерева к дереву, прислушиваясь и оглядываясь, он шел около часа. Он не мог определить, на сколько километров продвинулся вперед. Потому что шел вначале к морю, увидев дорогу, повернул в горы, поднимался и спускался по склонам — спасибо, более пологим, чем у реки.

15. Человек, которым интересуется контрразведка

Грек Андриадис, которого весь Лазаревский знал исключительно по имени Костя, вышел к морю. В ореховой роще, что тянулась вдоль берега, лагерем стояли казаки. Еще вчера вечером договорился Костя встретиться с их интендантом. Он мог достать казакам овец, но не хотел брать за это бумажные деньги. Ибо не было в ту пору ничего ненадежнее, чем хрустящие русские кредитки.

Костя понимал, что интендант не даст золота. Может, еще и есть оно у казаков. Но маловероятно, чтобы они вот так просто расстались с ним из-за отощавших за зиму овец.

Глаза у интенданта были красными, как вареные раки. «Пьет много», — подумал Костя.

— Золота ты у нас не получишь, — сказал интендант. Он вообще отнял бы овец у грека, но хитрый грек прятал их где-то в горах.

— Я приму фунты, доллары.

— Вот. — Интендант свернул кукиш и сунул греку в лицо.

В другое время Костя бы зарезал обидчика. Но сейчас он сделал вид, что понял веселую, остроумную шутку казацкого начальника, оскалил в улыбке зубы с золотыми коронками.

— Согласен на сукно, — сказал Костя.

— Об этом можно погутарить, — ответил интендант, у которого горел с перепоя рот и раскалывались виски.

— Пять метров за голову, — сказал Костя.

— Нехристь! Четыре метра — край... Иначе ничего не получишь. Овец конфискуем, а тебя к стенке.

Грек опять улыбнулся, но белки от гнева у него стали белее белого.

— Решено? — неуверенно спросил интендант.

— Пять метров, — ответил Костя. Он понял, что казак уступит.

А скоро, по всем признакам, нагрянет фен — теплый и сухой ветер, дующий с гребня горного хребта вниз по склону. И тогда спадет влажность. Легче станет дышать. И жить станет легче...

Спокойно и мудро переговаривались волны. На зеленых размашистых плечах они несли солнце. Оно путалось в их белых гривах, играя точками и линиями из яркого-яркого света. Этот свет потом отдыхал на гальке. И запах нагретого камня был очень силен на берегу.

Прямой и высокий, Костя как-то очень легко и даже грациозно повернулся и пошел прочь от моря.

Рыжебородый мужчина в шляпе канотье и сером, в клетку, костюме, сидевший на скамейке возле забора, встал и оказался на пути грека.

— Господин Андриадис? — спросил он негромко, но достаточно властно.

— Да! — гордо ответил Костя, не останавливаясь и не укорачивая шага.

— Я сотрудник контрразведки, — сказал рыжебородый и пошел с ним рядом.

— Мне это безразлично, — сказал Костя. — Я не занимаюсь политикой.

— Вы занимаетесь контрабандой, — шепотом пояснил мужчина и улыбнулся.

— Это нужно доказать.

— Мне приходилось доказывать менее очевидные вещи.

— И вас до сих пор не убили? — Костя остановился, в упор посмотрел на рыжебородого. — Странно.

— Меня много раз пробовали убить... И всегда неудачно.

— Не расстраивайтесь. В Лазаревском более везучий народ.

Костя пошел дальше. Но рыжебородый последовал за ним, сказав при этом:

— Не оставляйте меня одного.

— Что вам нужно?

— Когда вы ждете фелюгу брата?

Они шли улицей, ничем не вымощенной, со следами желтой засохшей глины. Зелень густо свисала над забором. Три кипариса росли в саду напротив. Костя любил эти деревья за красоту и гордость. Лишь тополя соперничали с ними, немного простоватые, но такие же высокие и жадные до солнца.