Александр Барченко - Доктор Чёрный Страница 20

— Беляев покорил сердце Джеммы своей галантностью, — пошутил доктор. — Она до сих пор не может забыть его рукопожатия с кредиткой…

— Я бы… убил его за это! — угрюмо выпустил Дорн, глядя в землю. На его высоком бледном лбу вздулась синяя жила.

— Фу! Какие глупости! — возмутилась Джемма. — Убить за то, что человек хотел выразить благодарность. Разве он знал, кто я такая!

— Будет вам спорить! — перебил доктор обоих. — Дорн, вы сегодня что-то не в своей тарелке. В наказание надевайте халат и ступайте исследовать «Томми»!.. Джемма! Ты с нами?

XVI

Двенадцать крутых ступенек вели в лабораторию из кабинета.

Длинный, вырытый, словно траншея в песчаном холме, подвал, разделённый на два самостоятельных помещения, сообщался с воздухом посредством отдушин, привлёкших в своё время внимание Беляева.

Доктор поместил лабораторию в подвале не для того, чтобы маскировать её, а для того, чтобы достигнуть наибольшей сухости воздуха и, главным образом, чтобы уединить от сотрясений и соседства с металлами точные электромагнитные приборы; они помещались в дальней комнате лаборатории, находившейся на полтора десятка ступеней ниже переднего помещения.

Последнее представляло обычную картину кабинета, приспособленного для физиологических исследований.

Под рядом термостатов мерцали газовые горелки. Полки были уставлены колбами, ретортами, наборами пробирок в деревянных штативах и разноцветными реактивами в самых разнокалиберных пузырьках и склянках.

У стены, защищённой, как все другие стены, полированными щитами из ясеня, плотно прибитыми деревянными гвоздями прямо к вертикальным брёвнам, подпирающим песчаные стены, стоял простой вместительный деревянный стол, на котором помещались большой микроскоп под стеклянным колпаком, ротационный микротом для тонких срезов и шарообразный, тонкого стекла пузырь, наполненный синей прозрачной жидкостью, смягчающей свет при работе с микроскопом.

Дорн, по-видимому чувствовавший себя в лаборатории как дома, направился в небольшую боковушку, освещённую довольно большим четырёхугольным окном, выходившим наружу в виде небольшого парника со стеклянного рамой.

Спёртый зловонный воздух пахнул на него оттуда.

На низких деревянных нарах, покрытых резиновым мягким тюфячком, прислонившись к стене, в самой беспомощной позе сидело странное существо с забинтованной марлей головой.

С первого взгляда всякий принял бы его за разбитого параличом старика карлика.

Из-под марлевого бинта-тюрбана топорщились уши, полуприкрытые тёмными с проседью бакенбардами. Сморщенный лоб с низко набегавшей на него причёской жёстких волос, выбивавшихся спереди из-под бинта, хмурился над остановившимся остекленевшим глазом. Другой глаз был прикрыт веком. Нижняя челюсть, очевидно, давно не бритого лица упала бессильно на грудь, и с неё книзу свешивалась длинная, засыхающая на воздухе слюна.

С первого взгляда поражало то, что правая сторона тела, словно отграниченная идущей вдоль невидимой чертой, резко отличалась от левой.

В то время как левая сторона лица была покрыта морщинами, на щёках, возле приплюснутого носа и под глазами, и подёргивалась изредка судорогами, правая, совершенно гладкая, неподвижная, производила жуткое впечатление мёртвой маски.

Забинтованная голова, потеряв поддержку парализованных парных мыщц, бессильно склонилась на левое плечо.

Одет был странный карлик в белую, закапанную слюной, рубашку и такие же штаны.

Неподалёку стояла металлическая миска, тарелка и прибор — нож, вилка и ложка.

— Томми не может больше есть вилкой и ложкой, ему трудно глотать, — сказала Джемма, с жалостью глядя на странное существо. — Я кормлю его зондом, иначе у него пища вываливается изо рта, а жидкость попадает в нос. Вчера он едва не захлебнулся.

Карлик сидел в самой беспомощной позе. Правая рука с тёмными опухшими пальцами бессильно повисла вдоль тела. Так же бессильно висела с нар уродливая ступня правой ноги с далеко отставленным от других большим пальцем, длинным, как на руке.

Левую ногу карлик поджал под себя по-турецки, а руку держал на животе.

Дорн взял эту руку и, обнажив волосатое запястье, отсчитал пульс. Затем, положив свою руку на грудь странного пациента, сосчитал его дыхание.

Измерив температуру, он все результаты отметил на разграфленном «скорбном листе».

Затем он вывернул карлику веки и тщательно исследовал язык и рот, предварительно очистив ватным тампоном от густой тягучей слюны.

Постучав ребром ладони ниже колена согнутой на весу ноги оперированного, чтобы определить, как отвечает на раздражение сухожилие, он направился к доктору, возившемуся с микроскопом, и молча протянул ему результаты исследования.

Доктор пробежал глазами исчерченный ломаными линиями лист и одобрительно кивнул головой.

— Именно та картина, которую я ожидал… К тому же срезы удались отлично. Хотите взглянуть, Дорн?

Дорн молча занял место доктора за микроскопом и придвинул к себе объёмистый ящик с деревянными гнёздами, в которых стояли ребром стёклышки микроскопических препаратов.

— У нас отличный препаратор! — улыбнулся доктор в сторону Джеммы. — Не забудьте взять для сравнения срезы тех же участков человеческого мозга, Дорн!

Студент углубился в рассматривание длинной серии срезов, а доктор вместе с Джеммой направился проведать оперированного.

— Да! — сказал он, ещё раз исследовавши странное существо. — Пожалуй, можно его успокоить… Срезы удались. Две с лишним недели мы наблюдали его после операции. Довольно ему мучиться.

— Слава Богу! — обрадовалась Джемма. — Я спать не могла, зная, что он здесь, внизу, в таком виде…

— Хорошо, хорошо! — успокоил доктор. — Принеси мне шприц и позови Дорна.

Через минуту Джемма вернулась с маленьким кожаным футляром в руках.

Дорн принёс доктору перчатки из плотной прорезиненной ткани.

Открыв футляр, доктор с большими предосторожностями вынул из обтянутого лиловым бархатом углубления крошечный стеклянный шприц, наполненный бесцветной жидкостью, и, вколов иглу его в волосатую руку странного паралитика, нажал поршень.

Около секунды странное существо по-прежнему безучастно смотрело на мучителей своим остекленевшим глазом. Потом всё лицо карлика внезапно ожило и исказилось чудовищной гримасой. В страшной судороге, мгновенно сведшей руки, ноги и спину, оно высоко подпрыгнуло, словно на пружинах, и с мягким стуком упало ничком на нары.

Левая нога вытянулась в одну прямую линию. Под волосатой кожей судорожно затрепетали сведённые мышцы, и тело стало неподвижным.