Мария Обатнина - Игра. Реванш Страница 20

«НЕ ПОДХОДИ, СЛЫШИШЬ, УБИРАЙСЯ, УБИРАЙСЯ ПРОЧЬ, ПРОЧЬ, ПРОЧЬ!»

Пришла в себя Валерия лишь спустя три часа, тогда-то между ними и состоялся более-менее адекватный диалог.

«Пообещай мне, папа, ты убьйшь Смолина!»

«Лера, прекрати. Смолин в тюрьме. А я не убийца. Мне больно слышать, что моя дочь говорит такие ужасные вещи. Лерочка, нельзя желать смерти другому человеку, даже если этот человек исчадие ада. Карать и миловать может лишь Господь Бог …»

Белов долго утешал дочь, затихшую у него на груди, а слёзы застыли на его длинных ресницах, словно скорбя вместе с ними о безвременной утрате.

«Папа, мама умерла, прости меня, папочка, я наговорила ужасных вещей… — деревянным голосом прошептала Лера, повиснув у него на шее, — умерла, умерла, может Смолин не виноват, я плохая девочка, прости меня, папа…я очень плохая девочка…»

Павел болезненно поморщился, тяжело вздыхая. Он знал, что прямой вины Смолина в гибели его жены нет, но глубоко на уровне подсознания поселилась одна-единственная мысль, не давашая ему покоя. Авария была подстроена, и заказчик его жены — ни кто иной, как Чёрный Ферзь.

«Права Лера, даже если это не его рук дело, я не успокоюсь, пока не уничтожу его. Клянусь, я убью его, Наташка, закончу то, что ты не доделала, любой ценой, даже если мне придётся положить на это свою собственную жизнь…» — пообещал Белов, а в его больших серых глазах зажёгся холодный огонь отмщения.

* * *

Круглый не находил себе места. Собственно, волноваться он начал с того самого момента, как расстался с Анжеликой. Необъяснимое чувство тревоги сжимало грудь, предчувствуя грядущее несчастье. «Такая чуйка обычно присуща охотникам», — вспомнил он слова отчима, и сердце его вновь пропустило болезненный удар. Круглов закрыл для себя воспоминания о матери, но именно это насилие над своим сознанием и причиняло ему неимоверную моральную боль. До отправления поезда оставалось чуть больше двух часов. Сына Смолина должны были привести с минуту на минуту в съемную квартиру, и Виталий порядком издергался, не зная, как пройдет встреча с мальчиком: бедняга пережил за последние несколько месяцев столько горя, сколько не каждому взрослому выпадает испить на своем жизненном пути. К тому же, не смотр на запрет, мысли так или иначе возвращались к его матери. Он еще раза два набирал ее номер и молчал, дожидаясь, пока она не первой не повесит трубку. Разумеется, со временем боль утраты утихнет, но сейчас душу его разрывало на части, тому же он совершенно не готов был к этой душевной ломке.

Про Алексея он тоже старался не вспоминать, слишком больная была для него тема ареста Смолина. Круглов предпочел бы сам отсидеть пожизненный срок, в обмен на полную свободу лучшего друга, но по иронии судьбы он оказался на свободе, а тот, за которого не задумываясь отдал бы жизнь, гнил в «Черном дельфине», в закрытой тюрьме особо строго режима.

Виталий взглянул на экран своего мобильника — десять минут назад Штырь отзвонился и сообщил, что везет Пашу. Необходимо было замаскироваться, но Виталий не хотел пугать и без того впечатлительного ребенка, предпочитая предстать пред ним не в маскарадном гриме, а единственным, кого он воспринимает как связующее звено со своим отцом. Со стороны должно было все выглядеть правдоподобно, и именно эта правдоподобность и настораживала Круглова. Мальчику и без того досталось, а тут на его глазах в парке родная тетя получает сокрушительный удар по голове, а его самого запихивают в машину, после чего увозят в неизвестном направлении.

— Пашенька, бедный ты малыш! — Круглов прошелся по комнате, рассматривая унылую меблировку зачуханной съемной квартиры. Концы обрублены, мосты сожжены, прошлого больше нет, есть — настоящее, которое рисовать будет талантливый гений криминальных авантюр, его лучший друг, лидер и король, Алексей Владимирович Смолин.

Круглов пытался понять, где мог Алексей спрятать оставшиеся деньги. В засвеченных гаражах? Однозначно нет.

«Как же так, Лёха, как же так! КАК ты допустил, что Белов перехитрил тебя, где ты просчитался, Алекс!!! Почему, сто тысяч раз, почему… нужны деньги, прав Зимовский, но где, Лёха, где ты их спрятал? Зная тебя, зная школу, которую ты прошёл у своего деда, ты спрятал их в таком месте, где никто и никогда не найдёт! Конечно, ты не знал, что фэбос обыграет тебя, но ты должен был подстраховаться… Думай, твою мать, Виталька… Думай… Гаражи нет, банк — отпадает, стоп… стоп… КАК ЖЕ Я СРАЗУ НЕ ДОГАДАЛСЯ! ЛАНЧАК! ОН КАК И ВСЕ ПРЕДАН ТЕБЕ, НУ, КОНЕЧНО, ДУРЬЯ МОЯ БАШКА!»

Хлопнув себя по лбу, Круглов вскочил с места, с грохотов навернув за собой стул, смахнул полную окурков пепельницу и набрал засекреченный номер Зимовского.

— Привет, это я. Я знаю, знаю, кому он передал на хранение деньги!! — в ажиотации проорал он, оглушая Дмитрия своим рыком.

— ГДЕ?

— Ланчак, Олег Ланчак, больше негде, этов стиле Алекса!

— ПОНЯЛ!

Виталий отключил связи, прошёлся по комнате, плюхнулся на диван и бросил сотовый телефон рядом с собой. На Украине Круглов должен был дожидаться приезда Анжелики и Павла, потом, в очередной раз сменить документы и вернуться в Оренбург, где уже осесть на конспиративной квартире до освобождения Алексея, после чего благополучно отбыть на Кубу. Что именно они будут делать на этой пресловутой Кубе, и почему именно остров свободы ещё ранее, до ареста, выбрал Алексей для места их дислокации, Круглов не знал, но догадывался — в стране, где до сих пор царят коммунистические порядки, скрыться от глаз правосудия самое милое дело.

Представив райский остров, накаченные тела кубинок, с упругими задницами, реки рома, сигарный дым и заводные ритмы сальсы и реггатона, Круглый блаженно заулыбался, замечтавшись, что не услышал как хлопнула входная дверь, а лишь среагировал на шаги, раздавшиеся в коридоре. Вздрогнув, он молниеносно вскочил со стула и. выхватив пистолет, направил его на вошедшего Штыря.

— Сдурел, Виталич? — Штырь покрутил пальцем у виска, выпуская руку малыша, — ребенка напугаешь. Паша, бледный, насмерть перепуганный, стоял и молча поедал глазами Круглого, уставившись на него как на соскочившее с экрана телевизора приведение. Круглов, засунув пистолет за пояс джинс, бросился к Пашке и, схватив его на руки, с такой силой прижав ребенка к груди, что едва не переломал ему все кости.

— Пашенька, привет, малыш! — Круглов опустил сына Смолина на пол и присел перед ним на корточки. Громадные отцовские глаза мальчика растерянно таращились на знакомое лицо, связующую ниточку с его отцом и матерью, по которым он тосковал со страшной силой.