Густав Эмар - Новая Бразилия Страница 20

Они лучше, чем кто-либо другой, могли бы противодействовать этому страшному злу, могли сделать много добра, но вместо того предпочли остаться богатыми фазендерос15 и стараются искупить свои грехи раздачей нескольких мисок супа.

Впоследствии я еще раз вернусь к этому интересному вопросу, а теперь перейдем к другому.

Одним из моих самых больших удовольствий было встать пораньше и пойти на рынок — преимущественно на портовый рынок. Этого стариннейшего из всех рынков Рио теперь уже больше не существует, но все же я хочу сказать о нем несколько слов.

Каждое утро я встречал здесь одних и тех же торговок, присевших на корточки и неумолчно болтающих, спорящих и ссорящихся между собой, выряженных в лохмотья и кружева, грубых и вместе с тем своеобразно живописных.

Здесь есть и негритянки лавочницы, местные матроны, патрицианки рынка, с ключами от дома на крючке у пояса. Эти бразильские торговки соблюдают своего рода важность; они имеют своих рабов, которые раскладывают товар, предлагают его покупателям и ведут с ними переговоры, между тем как хозяйка лавки весело хохочет и переговаривается с товарками, а затем произносит свое решающее слово, когда торг между ее подручным и покупателем уже почти окончен.

Этих же рабов хозяйка лавки часто отправляет с ручным ларьком, нагруженным товаром, на углы улицы заманивать изнемогающих от жажды или же просто любопытных покупателей.

Но не думайте, что эти черномазые аристократки, лавочницы или торговки, имеют хоть каплю сострадания к своим несчастным сестрам и братьям, к своим одноплеменникам, находящимся в силу сложившихся обстоятельств у них в услужении, — нет, они крайне безжалостны по отношению к ним, не видя ничего в жизни, кроме денег, и не стремясь ни к чему, кроме скопления грошей. Доказательством служит то, что португальцы, жадность, скупость и алчность которых вошла в поговорку, и те боятся иметь с ними какое-либо дело.

Ко второму разряду рыночных торговок принадлежат те, которые не имеют ларьков или лавчонок, а только лотки под навесом из холста или парусины, под которым они укрываются от солнца и дождя.

Эти последние часто бывают очень привлекательны, кокетливы и грациозны в своем наряде и движениях. У всех ослепительно белые зубы, яркие губы и прекрасные глаза. Стройные и тонкие, с гибкими талиями, с пытливым бегающим взглядом, они производят на путешественника довольно приятное впечатление. Это все дочери Минас-Жерайса или Баии; тип скорее восточный, чем африканский.

«Негритянки из Минаса или Баии, — говорит Рибейроль, — это черкешенки старушки Африки». А Рибейроль близко изучил их и знал лучше, чем кто-либо.

В принципе, в Бразилии рабства уже не существует, но это освобождение чисто платоническое, за исключением лишь детей, рожденных после указа об освобождении.

Все рабовладельцы весьма естественно продолжают эксплуатировать их труд и имеют на то полное право. Торг уничтожен, но рабы, как старые так и молодые, будут действительно свободны только по прошествии двадцати восьми лет по обнародовании приказа об освобождении.

Владелец задает своему рабу столько-то той или иной работы на день или на неделю, и тот во чтобы то ни стало должен выполнить заданное.

Они по-своему правы: они купили за наличные деньги это орудие для обработки своих земель; плоть и кровь рабов, их труд и пот, все принадлежит их владельцу. И такого рода убеждение нисколько не мешает хозяевам быть ревностными католиками, членами нескольких религиозных братств, или Irmandadas, следовать за всеми процессиями со взглядом, полным умиления и смиренно потупленным долу, с зажженной свечой в руках. Они усердно посещают церкви и набожно говеют каждый пост.

О праведники!

Свободные мулаты представляют собой в Рио особый класс людей, деятельных и умных, из которых постепенно образовывается, так сказать, своего рода третье, или среднее, сословие. Теперь их уже можно встретить и на высших ступенях административной власти, и в судебных палатах, и в ряду сухопутных и морских офицеров, и в мире художественном и ученом, и в области свободных профессий, словом, всюду. Эти люди принимают самое деятельное участие в судьбах своей родины и во всех делах и явлениях своего времени.

Дело в том, что в Бразилии для всех широко раскрыты двери: для чернокожих и мулатов, для индейцев и для метисов; как только они свободны, им всюду открыта дорога. Здесь закон не исключает никого, и самый характер нации охотно подчиняется этому справедливому требованию закона.

Будущее принадлежит этой смешанной расе, которая с каждым днем становится на нога все тверже и тверже.

Рио освещен газом. Ни один из самых благоустроенных городов Европы не может похвастать таким порядком и безопасностью, как Рио: вы смело можете во всякое время дня и ночи пройти весь город из конца в конец, не рискуя ни малейшей неприятностью.

В Рио мало происходит несчастных случаев, потому что во всем царит образцовый порядок, а относительно пожаров надо сказать, что тамошние пожарные команды далеко оставляют за собой наши европейские команды, что, конечно, совсем не лестно для нас, европейцев.

ГЛАВА IX. Сан-Кристобаль

В продолжение целой недели, что я жил в Рио-де-Жанейро, у меня было столько дела, столько хлопот, что я положительно изнемогал от усталости. И вот однажды поутру, когда я чувствовал себя усталым и никуда не отправился, а присел привести в порядок свои записки и заметки, ко мне вошел господин Сойе и, смеясь, приветствовал меня словами:

— Мне кажется, что вы у нас немножко разбаловались и разленились?

— Нет, нисколько, — возразил я, — нисколько! Но признаюсь вам, эта жара и эти постоянные хлопоты очень утомили меня.

— Нет, нет, — сказал он, — это совсем не то!

— Не то?

— Не то, не то!.. Скажите, сегодня пятница?

— Да.

— Ну, так слушайте же и принимайте к сведению то, что я вам скажу.

— Слушаю.

— Так вот, знайте, что по субботам от двух до пяти часов пополудни император еженедельно дает аудиенцию каждому, кто имеет до него надобность, просьбу или жалобу. Каждый, кто только желает видеть императора и имеет сказать ему что-нибудь, отправляется по субботам прямо во дворец Сан-Кристобаль без всяких испрошений аудиенции, все просто входят во дворец, поднимаются по большой парадной лестнице на первый этаж, проходят длинную галерею и входят в аудиенц-зал, причем никто не интересуется входящими.

— Ба-а! Так просто? Но в таких случаях туда должна стекаться громадная толпа!

— Да, народу бывает очень много!