Юрий Кунов - Искатель, 2014 № 07 Страница 20

— Это у нас артистки и телеведутки неудовлетворенные. Еще певухи всякие. Александр Иванович, давай вернемся от общего к частному. Дрын это при Квасове говорил?

— Про Райку, что ли? Не-е. Он Николая уважает. Он только не мог понять, как тот свою профуру столько лет терпит. А, по-моему, это закон жизни: если мужик золото, то баба дерьмо, и наоборот. У меня вот Варька сокровище, а я, сам видишь, ни украсть, ни трахнуть. Еще и пьяница. А уходить не хочет! Парадокс любви.

— А что, предлагал?

— Уйти? Предлагал, конечно. Я же ее люблю.

— Тогда пить бросай.

— Легко сказать!

— Подшейся.

— Я докторам не доверяю.

— Почему?

— Им живой человек вроде куска мяса. Это они только для вида говорят, что на врачей учились, чтобы людей спасать. А на самом деле почти у каждого лекаря в крови живодерские склонности и жажда наживы. Ох и жадные они! Я им велел бы на глаза, перед тем как в могилу опускать, по сто долларов класть. Знаешь, как раньше мертвякам пятаки клали…

Лынов помолчал и, потирая шею, добавил:

— Я вот с духом соберусь и съезжу в Жмыховку к бабе Мане…

— Это к той, что травами лечит?

— Ага.

— Ее же чуть не посадили год назад.

— Хрен чего у них получилось.

— У кого это?

— У наших говнюков медицинских, которые с купленными дипломами отделениями и больницами руководят. Приехал человек из области и быстро их утихомирил. Говорят, кто-то из ваших генералов за нее заступился. У нее многие из начальства лечатся.

— А тебе эта баба Маня по карману будет?

— Народ говорит, что она с простых работяг за весь курс лечения от алкоголизма только одно сырое яйцо берет.

— Плата, что ли, такая?

— Ага! Символическая. Советских кровей бабка! А может верующая?

Жарких поднялся на ноги.

— В общем, Александр Иванович, ты считаешь, что в этой истории с Бомбой Дрын не при делах? — Старший лейтенант посмотрел по сторонам. — И Квасов тоже? Да?

— Серега, я сказал тебе свое слово, а ты уж там сам разбирайся, на то ты и мент.

Глава 16

К почте Жарких подъехал за пять минут до ее закрытия. Чтобы не привлекать к себе внимания служащих, он припарковал машину на стоянке возле продуктового магазина, который располагался за небольшим сквером в двух десятках метров от здания почты.

Приоткрыв дверцу автомобиля, старший лейтенант стал ждать, когда на улице появится жена Дронова.

Первой, с трудом распахнув тяжелую дверь почты, по выщербленным бетонным ступеням сбежала на тротуар девчонка лет восемнадцати в желтоватой с блеклыми цветочками блузке и донельзя обтягивавшей крутые бедра белой юбке. Под блузкой у нее можно было легко разглядеть черный бюстгальтер. Жарких поморщился.

— Матрена…

Безвкусно одетые женщины, даже очень красивые, вызывали у него раздражение.

Девчонка быстро зашагала по пыльному асфальту в сторону автовокзала, на ходу доставая из сумочки телефон и наушники.

Второй вышла могучая тетка с хозяйственной сумкой из искусственной кожи. Икры у нее были как у Шварценеггера. Переваливаясь словно утка, она спустилась по лестнице вниз и направилась к магазину, возле которого стояла «восьмерка» старшего лейтенанта.

Следующей из дверей появилась Лариса Дронова. Жарких узнал ее сразу. Она точно соответствовала данному майором описанию. Старший лейтенант только не ожидал, что Дронова окажется женщиной довольно высокой. Он присмотрелся к ее туфлям. Каблучки были совсем небольшие.

«Наверное, она на пару сантиметров ниже меня будет», — с некоторой надеждой предположил старший лейтенант. Как и большинство мужчин, Жарких чувствовал себя не в своей тарелке, когда приходилось общаться с женщинами выше него ростом.

Старший лейтенант выбрался из машины и пошел следом за Дроновой. Женщина ступала ровно, четко держась правой стороны тротуара. На ее стройную фигуру было приятно смотреть, но никаких мыслей о сексе она не навевала. Вполне возможно, из-за скромной одежды. Через полминуты, оглядевшись, Жарких убыстрил шаг и, догнав ее, пристроился рядом.

— Лариса, здравствуйте!

Молодая женщина посмотрела на него с удивлением. Лицом она действительно была похожа на матрешку. Для полного сходства ей не хватало только румянца во всю щеку.

— Здравствуйте! А я вас знаю?

— Мы с вашим мужем неплохо знакомы.

— Боюсь, вам это не поможет, если он нас вместе увидит.

— Он что, всех подряд колотит, кто пытается с вами познакомиться?

— Всех! — Лариса засмеялась. На щеках у нее появились едва заметные симпатичные ямочки.

— А вам что, меня жалко?

— Еще как! Ванька мой с головой совсем не дружит.

— Неужели совсем?

— Парень, правда тебе лучше отвалить.

Веселости в голосе молодой женщины уже не было.

— Лариса, не переживайте за меня так, я из полиции. Старший лейтенант Жарких. Можно просто Сергей.

— Лейтенант, я же сказала, не надо! Ивану все равно, из полиции вы или из ФСБ. Если вам себя не жаль, то хотя бы его и меня пожалейте. Ему наверняка за вас в суде вломят по полной программе. А то и с довеском.

— До суда дело не дойдет, не переживайте. Лариса, я к вам по службе. Но считаю, что ради вас можно пожертвовать своим здоровьем не только из чувства долга.

Брови Ларисы взметнулись вверх. Видно, последняя фраза не оставила ее равнодушной.

— Опять Иван что-нибудь натворил? — спросила она, стрельнув глазами.

— Нет. Он впервые в жизни оказался в роли свидетеля, — соврал Жарких. — Мы устанавливаем, мог ли он видеть, как Николай Квасов отправился к себе домой вечером тридцатого мая. Квасов утверждает, что был в тот вечер у вас в гостях.

— Тридцатого? Это в позапрошлый понедельник что ли?

— Именно.

— Я не знаю. Я когда домой пришла, то Николая у нас уже не было.

— А когда вы пришли домой?

— Как обычно. Начало восьмого было.

— А Иван дома был?

— Да. Они с этим забулдыгой, ВовкойМошкиным, во дворе под яблоней самогон на пару глушили. — Дронова, спохватившись, с испугом покосилась на старшего лейтенанта. — Его Мошкин с собой принес. Мы самогон не гоним.

Жарких успокаивающе махнул рукой.

— Лариса, это не важно. Иван позднее куда-нибудь отлучался?

— В половину десятого я его за скотиной отправила.

— Он один за скотиной ходил?

— Нет. С Вовкой.

— А потом что было?

— Ничего. Он телят пригнал и поперся к Лыновым.

— Зачем?

— А спросите его! Захотелось! Не допил, наверное.

— В какое время это все происходило?