Владимир Дружинин - Тропа Селим-хана Страница 21

След вел туда. И пограничники, рассыпавшись на секреты, старательно замаскировавшись, обложили берлогу врага со всех сторон.

Тем временем другие группы прочесывали местность, по которой прошел первый нарушитель, схваченный в болоте. Майору Ахметели доставляли одну находку за другой. Бинокль, оружие, карту, патроны…

Солдаты очень скоро привязались к веселому, живому майору. Он не скрытничал, ободрял бойцов шуткой. На привалах Ахметели сидел в гуще хохочущих слушателей, потешая их забавными историями о тбилисских кинто — бродячих разносчиках и комедиантах, которые некогда давали представления на базарах, во дворах. Рассказывал народные анекдоты про князей старой Грузии с их самодурством и спесью.

Появился Нащокин. От Ахметели он узнал, что Сивцов встретился с начальником отряда.

— Чулымов служака крепкий, — сказал майору Нащокин. — Но один недостаток, присущий, впрочем, не ему одному. То захваливал Сивцова без удержу, то крест собирался ставить на нем… Крайности.

Груда находок на плащ-палатке, у костра, между тем росла. Папиросы, спички, тряпки для протирки оружия…

Ночь прервала поиск. С рассветом снова в горы и лес пошли солдаты. Они раздвигали кусты, шарили в лесных ямах, в расщелинах.

14

— Значит, их трое?

— Получается так, генацвале.

Ахметели выключил приемник, повернулся к Нащокину. Матч только что закончился, яростный матч с английской командой. Кто победил, можно было не спрашивать. Стоило лишь взглянуть на майора — возбужденного, счастливого. Кисет с табаком валялся на полу. Ахметели, должно быть, швырнул его от избытка чувств, когда тбилисцы забили гол.

— Да, три лазутчика, — повторил он. — Не два, а три по всем данным.

Азарт игры уже отхлынул от него. Нащокина всегда поражало умение Ахметели мгновенно переходить от потехи к делу.

Было время, Ахметели казался Нащокину неспособным на длительное, кропотливое изучение всех обстоятельств дела. Это он — следователь? Да еще, говорят, лучший здесь? Очень скоро Нащокин перестал удивляться. Он лучше узнал Ахметели.

Вот уже неделя, как длится допрос задержанного. Нащокин заходил в кабинет Ахметели, видел, как тот терпеливо выясняет истину, разрушает, одну за другой, легенды, выдуманные хозяевами шпиона. Тяжелый труд! В Тбилиси жара, не спасает ни вентилятор, тоненько жужжащий на столе, ни открытые окна. Нестерпимо манит прохлада горы Давида, зеленеющей над раскаленными крышами. Но Ахметели ни в чем не дает себе поблажки. Десятый раз повторяет те же вопросы, ищет противоречий, отклонений от записанного вчера. Напрасно задержанный корчит юродивого, закатывает глаза, обращаясь к аллаху. Или вдруг обалдело уставится в одну точку. Или начинает плести околесицу, дергаясь на стуле, разражаясь визгливым смехом. В Самарканде каждый ишак на базаре знает его — Хасана, сына Мевлюда, по фамилии Керимов. Он моет посуду в закусочной. Какая зарплата? Четыреста рублей. Разве нет более подходящей работы для взрослого мужчины? Есть, конечно, есть, но аллах прогневался. Слаб разумом Хасан.

Уже давно сообщили из Самарканда, что Хасан Керимов на улице Улугбека, восемь, не проживает, уже давно признан фальшивым паспорт лазутчика, но только вчера он отказался от очередной своей легенды. Было одиннадцать вечера; Ахметели прогуливался с друзьями на горе, в парке. К нему примчался нарочный. Арестованный желает дать показания. Он скажет все.

Он начал с того, что молитвенно поднял руки к потолку. Да простит аллах! Да, он, Хасан Мевлюд-оглы, пришел из Турции. Там он клялся на Коране не открывать правды неверным. Он нарушает клятву, его вынуждают…

Ни для Ахметели, ни для Нащокина, наблюдавшего сцену, это не было новостью. Экспертиза уже подтвердила: все вещи лазутчика — его резиновые чувяки, штаны, куртка грубого сукна, ладанка с изречениями из Корана — сделаны в Турции. Кто еще перешел границу вместе с задержанным? Тут он снова призвал аллаха — теперь в свидетели. Один! Зачем ему спутники! Ведь он решил помолиться на могилах родственников. Правда, Узундаг заброшен, но надгробные камни на кладбище наверняка стоят. Откуда фальшивый паспорт? О, это ему дал Азиз-бей. Кто он такой? Жандармский офицер в Карашехире, толстый, вечно перебирает четки и думает этим заслужить милость аллаха. Но аллах посмеялся над ним и посадил ему на голову шишку. Его так и прозвали в городе — «Шишка»…

Верно, Азиз-бей дал еще и поручение. Очень важное. Аллах свидетель! Хасану велели пройти по тропе Селим-хана и доложить, в каком она состоянии. Вот и все. Ничего более сложного он, Хасан, по слабости ума, и не сумел бы выполнить.

Словом, лазутчик выложил новую легенду, очевидно, не последнюю. Немало надо будет потратить сил и терпения, чтобы установить цели шпиона и его личность. Он еще долго будет твердить, что пришел из Турции один, что шпионское снаряжение, и оружие, найденные в лесу, не имеют к нему никакого отношения.

— Полюбуйся, генацвале.

Майор протянул Нащокину пачку снимков. Камыши, понурая фигура нарушителя, пограничники. И вот находки.

Два тринадцатизарядных пистолета — бельгийские браунинги. Нащокин вспомнил, как люди цепью двигались по маршрутам преследования, ощупывали мох, шарили в кустах, в чаще ельника, разгребали болотный ил. Один пистолет был брошен в ил, другой лежал в лесу, в буреломе. Труднее было отыскать пустые гильзы, сплющенную пулю. Боеприпасы к тем самым браунингам, как доказали потом эксперты. Да, прекрасные снимки, четкие, хоть сейчас на пресс-конференцию. Вот полевой бинокль. Марку соскоблили, но небрежно — «Мюнхен» читается ясно. Фотоаппарат, завернутый в водонепроницаемую бумагу. Заокеанские пищевые концентраты — таблетки, помеченные «завтрак», «обед», «ужин». Байковые лоскуты для протирки оружия, а также в случае нужды и для перевязки. Карманные фонари советского производства, батареи к ним. Папиросы «Беломорканал» и турецкие спички.

Папиросы, фонари, продовольствие, карты, да и многие другие вещи — на троих, хотя и найдены в двух заплечных мешках. Зато тот, третий, верно, нес два фотоаппарата и одну рацию, а то и несколько. Обнаружены лишь батареи. Ахметели тщательно изучил все это добро, все взвесил, прежде чем спокойно сказать — нарушителей, по-видимому, трое.

— Заговорит же Хасан! — вздохнул подполковник.

— Црупентели, — улыбнулся майор. — По-нашему, лгун, и не простой, а закоренелый, у которого ложь в крови. Црупентели не может не врать. А этот еще и боится.

Лазутчик ждет пыток, смерти. Ахметели делает все возможное, чтобы сломить страх. Советует облегчить участь полным признанием. На допросах вежлив. И вместе с тем кропотливо, крупица за крупицей собирает улики, опрокидывающие легенды шпиона. Когда его задержали, у него было два носка на правой ноге и один на левой. Правый чувяк соскальзывал, очевидно. Так? А не помнит ли арестованный, где другой носок из второй пары? Нет! Тогда можно напомнить: он остался в мешке. Да, в мешке с оружейным маслом, с картами.