Игорь Бондаренко - Красные пианисты Страница 21

Беккерт из ящика стола достал чистый лист бумаги и принялся писать.

«Министерству иностранных дел

Берлин В 8

Вильгельмштрассе 74/76

По вопросу: указанному выше.

Ответ: на ваше письмо за № Д 11 952.

Получившая распространение в Берлине печатная листовка «Народ обеспокоен будущим Германии», авторов которой следует искать в кругах марксистско-буржуазной интеллигенции, была обнаружена в количестве нескольких сот экземпляров 14, 15 и 16 января 1942 года преимущественно в почтовых отделениях Берлин ЗВ 11 и Берлин — Шарлоттенбург 2, а также в единичных экземплярах в почтовых отделениях Берлин В 8 и НВ 7. Поскольку почтовые отделения Берлин ЗВ 11 и Берлин — Шарлоттенбург 2 являются центрально-сортировочными, данные подстрекательские письма могли быть опущены в почтовые ящики также и вне сферы этих отделений, в таких пригородных районах, как Груневальд, Вильгельмсдорф или Сименсштадт.

Основная масса писем была адресована проживающим или находящимся в Берлине получателям. Часть писем разослана по территории рейха.

Закончив писать, Беккерт снова поднялся из-за стола и подошел к шкафу, где у него хранилось полоскание для горла. Взяв бутылку, он отправился в туалет, а когда вернулся, сразу увидел сигнал — у канала воздушной почты горела красная лампочка.

Накануне Беккерт запросил центральный архив сведения о коммунистах — сотрудниках запрещенной «Роте Фане», органа КПГ. Он был уверен, что среди них следует искать авторов листовки.

Центральный архив находился в пятиэтажном здании на Курфюрстштрассе. Какое количество досье удалось собрать начальнику гестапо на граждан рейха, Беккерт не знал. Но всегда, когда он делал запрос, касающийся того или иного лица, причастного к левым движениям, то получал исчерпывающий ответ. Архив не выдавал ни карточек, ни тем более досье целиком. По пневматической почте, которая соединяла здание на Принцальбрехтштрассе со зданием на Курфюрстштрассе, приходили ответы на вопросы, отпечатанные на тонкой, папиросной бумаге.

Беккерт не ошибся. Пневматическая почта принесла ответ на его вчерашний запрос. В пакете было три листочка бумаги.

Старший криминальный советник уселся поудобнее в глубокое кресло неподалеку от камина и стал читать.

«Вильгельм Гуддорф. Родился в Генте (Бельгия) 20 февраля 1902 г.

Отец Гуддорфа — профессор Гентского университета. Католик.

Вильгельм Гуддорф в 1920 году поступил в Гентский университет на богословский факультет. В 1921 году покинул Гент. Продолжил образование в университетах Лейдена, Парижа и Мюнстера. Изучал языки и историю.

Владеет всеми европейскими языками (включая диалекты и древние формы).

Член КПГ с 1922 года.

С 1926 по 1933 год заведовал отделом внешней политики в газете коммунистов «Роте Фане».

В апреле 1933 года за антигосударственную деятельность был арестован.

С 1934 по 1937 год находился в каторжной тюрьме Люкау. В тюрьме изучил персидский, японский и китайский языки…»

Беккерт едва слышно присвистнул: «Занятная птичка».

«С 1937 по 1939 год находился в концлагере Заксенхаузен. Освобожден в апреле.

В подозрительных связях после освобождения не замечен».

Старший криминальный советник взял чистый лист бумаги и нарисовал схемку: «Обер-лейтенант Шульце-Бойзен + коммунист Гуддорф». От Шульце-Бойзена потянулись в стороны две линии. На конце одной он написал: «Правительственный советник Харнак», на конце другой вывел: «Йон Зиг».

Беккерт бережно сложил листок, подошел к несгораемому шкафу в углу кабинета, открыл его, достал оттуда папку с надписью «Красные пианисты». Копию письма в министерство иностранных дел он вложил в другую папку, где хранилась переписка с МИДом.

В целях секретности ответы, которые направлялись сотрудниками гестапо, хранились в сейфах их авторов. Только узкий круг лиц имел доступ к этим сейфам.

Документы с грифом «Секретно» могли быть показаны начальнику сектора штурмбанфюреру Линдову. С пометкой «Совершенно секретно», «Только для начальников служб» — начальнику отдела I—A штандартенфюреру Панцигеру, с пометкой «Секретный документ государственной важности» мог потребовать только группенфюрер Генрих Мюллер.

Эта папка была самой тоненькой. В ней находился проект «легального» убийства французского генерала Рене Дебуаса, находившегося с 1940 года в немецком плену, а также бюллетени № 3 и 4 от 25 и 26 июля 1941 года, подписанные командиром специальной эйнзацгруппы гауптштурмфюрером Кенигсхаузом. Кенигсхауз передал эти документы Беккерту, когда тот исполнял обязанности начальника сектора в июле и августе сорок первого года.

В бюллетенях, в частности, говорилось:

«Сами по себе многочисленные расстрелы на захваченной русской территории комиссаров и евреев не вызывали бы возражений, если бы при их подготовке и осуществлении не допускались технические недосмотры: некоторые, например, оставляли непогребенными трупы прямо на месте расстрела…»

Прочитав еще тогда, летом, эти донесения, Беккерт невольно поежился. Его поразила откровенность, с которой Кенигсхауз излагал суть вопроса. На заседаниях, которые проводили Мюллер и Гейдрих с начальниками отделов и секторов, всегда употреблялись условные обозначения. Слова «трупы», «смерть», «казнь» исключались. Бывало, Мюллер спрашивал обергруппенфюрера Гейдриха, следует ли применить «специальное обращение» к заключенному М. На что Гейдрих отвечал: «Если это подходит к случаю «А». Или, скажем: «Направьте дело еще раз к рейхсфюреру». Разговор велся таким образом, что даже присутствующие высшие чиновники гестапо не знали, о ком идет речь, хотя, конечно, и разбирались в терминологии: «специальное обращение», «специальная обработка», «превентивное заключение» и т. д.

В отдельной папке у Беккерта хранился документ, который не был известен ни Мюллеру, ни Гейдриху.

Он обнаружил его в русском посольстве, когда после начала войны, после одиннадцатидневной блокады, гестапо наконец получило доступ в здание.

Все секретные документы сотрудники русского посольства, конечно, успели уничтожить, но в баках для мусора имелись кое-какие клочки изорванных бумаг. То, что Беккерт обнаружил, принадлежало, наверное, одному из ведущих работников советского посольства и больше всего напоминало дневниковую запись. Старшему криминальному советнику удалось склеить и прочитать всего одну цельную страничку.