Андрей СЕРБА - ИСКАТЕЛЬ.1980.ВЫПУСК №4 Страница 21

— Боярин, это те люди, о которых я говорил, — сказал Кирилл.

Выглянувшая из-за туч луна помогла Боброку рассмотреть подъезжавших всадников. Впереди ехал молодой воин с висячими южнорусскими усами.

Воевода Богдан резко наклонился к Боброку.

— Это один из сыновей боярина Векши, его младший, Глеб. Как бы не было беды… яблочко от яблони недалеко падает.

— Это правда, сотник? — повернулся Боброк к Кириллу.

— Да, боярин, воевода сказал правду, — ответил Кирилл. — Но это он, Глеб, рассказал мне вчера об Адомасовой лоаушке и послал к тебе. Это он велел передать вам о встрече литовцев с татарами у Лысого кургана и обещал сбить со следа воинов Адомаса, если бы они пошли за вами через болото.

— Почему ты не сказал об этом вчера? — нахмурился Боброк.

— Но разве ты или князь поверили бы мне, скажи я сразу, кто меня послал к вам?

Между тем вислоусый всадник подъехал совсем близко.

— Будь здрав, боярин, — негромко произнес он. — Будь здрав и ты, воевода Богдан. Но я не вижу среди вас князя Данилу.

— Здрав будь и ты, боярский сын Глеб, — сухо ответил Боброк. — А князя Данилы ты больше не увидишь, потому что нет его с нами. Много битв видел он на своем веку, но вчерашняя стала для него последней. Он храбро бился и честно умер за Русь, и она не забудет о нем.

Они помолчали в скорби.

— Шесть с лишним сотен воинов ведешь ты сейчас к князю Дмитрию, — сказал Глеб. — Три сотни русских дружинников, проклявших свою службу боярину Векше и литовскому Ягайле, веду я по той же дороге. Нелегок у нас обоих путь, боярин. И я предлагаю объединить наши силы.

Он взял из рук своего спутника копье, высоко поднял его над головой. Лес на противоположной стороне ручья зашевелился, из него стали выезжать закованные в доспехи всадники.

— Но прежде чем выступить в поход, прими, боярин, подарок от меня.

Глеб снова призывно махнул рукой, и группа всадников тронулась через ручей. Присмотревшись, Боброк узнал в переднем сотника Андрея. Он был в полном воинском облачении, с мечом и копьем, с щитом на плече. Он вел в поводу еще лошадь. На ней, со связанными за спиной руками, накрепко прикрученный к седлу, сидел конюший боярина Адомаса.

— С возвращением, сотник, — растроганно сказал Боброк, обнимая Андрея. — А мы с воеводой, признаюсь, уж и не чаяли увидеть тебя живым..

— Если бы не Глеб, все мы, возможно, были бы уже мертвы.

Боброк тронул коня, подъехал к конюшему. Вытащив меч, сбросил лезвием с его головы капюшон плаща.

— Что, холоп, узнал меня? А может, вспомнил и мои слова, о том, что будет, если по твоей вине прольется хоть капля русской крови? Атаман, — позвал он Дороша, — кликни своих хлопцев, пусть займутся этим…

Через несколько минут, слившись в одну колонну, оба русских отряда двинулись по дороге. И опустели берега лесного ручья, тихо журчала вода на песчаных перекатах, поскрипывал сук, на котором дергалось тело повешенного конюшего…

15

Направляясь к великому князю, Адомас готовился к самой дикой вспышке Ягайлова гнева, но спокойствие, с которым встретил его князь, удивило и испугало его.

— Чем порадуешь, боярин? — спросил Ягайло, окидывая Адомаса хмурым взглядом.

— Мы не догнали Боброка, — коротко ответил боярин, настороженно следя за князем.

— Значит, вернулись с пустыми руками, — язвительно усмехнулся князь. — Ехали ловить Боброка и князя Данилу, а вместо этого отдали им Мамаеву грамоту?

Адомас молчал.

— Но ладно, боярин. Другие заботы свалились на нашу голову.

Голос великого князя был тих и ровен, и это его спокойствие бросало Адомаса в дрожь. Забыл о Боброке, о ханской грамоте?! Что могло случиться за те двое суток, пока его не было возле великого князя?

— Вчера вечером прискакал гонец с русского порубежья и сообщил, что мой брат Андрей со своими полками снялся с места и подался на юг. Зачем, боярин?

— Возможно, он боится, что ты можешь разбить его и Дмитрия Ольгердовича по частям и хочет не допустить этого. Сорок тысяч мечей — это не те двадцать, что сейчас у него даже вместе с полочанами воеводы Рады, — сказал Адомас.

— Так думал вначале и я. Но утром прискакал другой гонец с вестью, что Дмитрий Ольгердович в то же время, что и его брат, оставил Брянщину, где сидел до этого, и со своими дружинами тоже двинулся на юг. Что скажешь теперь, мой мудрый боярин?

Адомас не решился высказать мысль, что пришла ему в голову, настолько она была страшной.

— Молчишь, — усмехнулся Ягайло. — А в обед от одного из твоих лазутчиков прилетел ученый голубь. Твой соглядатай из Москвы доносит, что князь Владимир Андреевич тоже подался на Коломну. Вот теперь и подумай…

Ягайло вскочил из-за стола, ударом ноги отшвырнул кресло, подбежал к окну.

— Перехитрил нас московский Дмитрий. Его войско уже подходит к Дону. Через несколько дней к нему примкнут оба Ольгердовича и брат Владимир. А мы, если даже выступим в дорогу сейчас же, все будем на полпути к Мамаю. И если Дмитрию удастся навязать Орда битву, судьба Литвы решится без всякого ее в этом участия. Понимаешь, боярин?

— Но московский Дмитрий опытен и дальновиден, он не оставит границу с Литвой без защиты, не откроет нам дорогу на Русь.

— Именно потому, что умен и дальновиден, он это и сделал. Он смог понять, что судьба Руси сейчас решается на Дону, а не в Литве или в Москве. И он пустит нас на Русь, хорошо зная, что, если одержит верх над Ордой, все потерянное снова вернется к нему. Я не знаю, удастся ли ему победить Мамая, но нас он уже победил: одним ловким ходом сбросил со счетов войны десятки тысяч литовских мечей, не заплатив за это ни одним своим.

— Великий князь, но уже не в наших силах повлиять на то, что произойдет на Дону…

— А потому, боярин, давай думать о Литве.

Ягайло быстрыми шагами вернулся к столу, уселся на его край, скрестил на груди руки.

— Что нам делать, боярин?

— У обоих Ольгердовичей только конница, и они уже опередили нас на два перехода, так что вряд ли мы их догоним, — медленно, глядя себе под ноги, словно разговаривая сам с собой, начал Адомас. — Но зато перед нами открыта дорога на Москву, откуда мы можем ударить в спину русскому войску. Может, это и есть наша дорога, великий князь?

— Нет, боярин, это не наша дорога. Прежде чем мы будем в Москве, на Дону уже прогремит битва. Если победит Мамай, мы с такой помощью будем просто смешны, если же верх возьмет Дмитрий… Нет, боярин, надо идти на соединение к Мамаю…

— Я понимаю тебя, великий князь. Если мы двинемся навстречу Мамаю, то будем чисты при любом исходе сражения: Мамай сам ввязался в бой, хотя мог уклониться от него и дождаться нас. Я правильно понял твою мысль, великий князь?