Александр Буртынский - Искатель. 1978. Выпуск №4 Страница 21

— О чем? — усмехнулся Андрей. — Не отлучались ли гости, кто, когда, насколько?…

— И это важно.

— В поселке еще тыща домов.

— Ты уж меня не учи. Сам ученый…

Андрей проснулся как от толчка. Опершись о локоть, привстал, вглядываясь в округлые, точно с перепугу глаза Бабенко.

— Беда, лейтенант…

— В чем дело?

— Погорели с этой свиньей.

— С какой свиньей?!

— С той, что вчера рубали.

Еще не понимая толком, в чем дело, он смутно припомнил вчерашний поздний ужин в кругу солдат. Полную сковороду поджарки, которую принял, как дар именинницы Колькиным друзьям; хмельные рыдания осиротевшего Владека и утешительные, со злым туманцем реплики Николая о бандеровском охвостье, крепких, сохранивших при немцах хозяйство мужичках, которых давно надо бы раскулачить: «Мы их еще потрогаем. Реквизнем…»

…А Бабенко уже объяснил. Из его путаной речи постепенно вырисовывалась картина, вызвавшая нервную дрожь.

На рассвете стеклодув Ляшко, разбудив ребят, сообщил, что возле машины вертится какая-то женщина в кожушке. Вышел до ветру — в сумерках не разглядел, — сразу шастнул из двери в дверь, предупредить. Николай сразу понял, что к чему, — хозяйка свиньи! Выскочил, захватив куртку, завел мотор — хорошо еще, была вода в ведре — и наутек да при повороте зацепил ящиком за штакетник, ящик треснул, свиная голова и голяшки — на снег. Женщина — в крик…

На ходу застегивая шинель, Андрей обронил уже одетому помкомвзвода:

— Возьми кого-нибудь с собой. Или сам. Лучше один. Ступай по дороге. Если он приткнулся где-нибудь поблизости, пусть немедленно гонит на базу в полк, станет на прикол и без вызова никуда ни шагу…

Все это он сообразил мгновенно, не задумываясь. Мельком заметил не то нерешительность, не то укор в глазах сержанта Юры, но рассуждать было недосуг. Потом… Все боялся, что чего-то не учтет, упустит. Так, в каком-то жарком оцепенении, с грозным ощущением надвинувшейся беды, необратимости случившегося, выскочил во двор, на схваченный морозцем, едко захрустевший под сапогами ледок.

— Товарищ лейтенант, — толкнулся в уши запыхавшийся колос Бабенко, он оглянулся — курносое лицо ефрейтора таило испуг. — Насчет версии…

— Какой еще версии?

— Николай велел передать: что за машина была — не знаем, наша еще с вечера ушла за продуктами на базу.

— С вечера? С пьяным шофером?

— А шо больше придумаешь… Парубки эти нас спанталычили.

— Какие еще парубки?!

Только теперь Андрей со всей остротой почувствовал и свою вину и ответственность, надо было во что бы то ни стало выпутываться — отвести нависшую над взводом беду… «Спанталычили парубки?… Может, провокация, с умыслом? Кто будет разбираться в тонкостях?…» Не чувствуя под собой ног, зашагал вдоль бараков — вначале быстро, потом медленней — к темневшей невдалеке группе солдат, среди которых маячила крупная фигура Довбни и женщины в белом кожушке. Он сразу узнал ее — Гапа, Горпина!

На дворе совсем рассвело. Пушил снежок, над домами прозрачно курились трубы, но людей пока не было видно, и он прибавил шагу. Не хватало еще свидетелей… Хотя через час-другой о происшествии станет известно всем.

— Здравия желаю, — потупясь, ответил на приветствие Довбня.

И в том, как Довбня скользнул по нему взглядом, в непривычном холодке, затаившемся в этом вежливо оброненном приветствии, чувствовалось явное отчуждение. С упавшим сердцем ощутил Андрей как бы пролегшую между ними черту закона.

— Вам-то, лейтенант, не известно, случаем, чья все же была машина? — спросил Довбня, вглядываясь в заметаемые порошей следы протекторов. Возможно, ему неловко было вот так официально, по долгу службы, задавать вопросы человеку, которого он не хотел подозревать в случившемся.

Казалось, самим вопросом он подсказывает ответ.

И Андрей, оправясь слегка, довольно бодро заявил:

— Не знаю, их тут много ездит. Сами видели — перемещаются части.

— Бывает, иной заночует, — вставил Бабенка.

Кажется, старшина был не так уж добр, как показалось Андрею.

— Кто-нибудь ночевал у нас? — спросил он Бабенко.

— Шо вы, товарищ лейтенант, — тотчас нашелся ефрейтор, шмыгнув носом, — вы ж сами запретили, воинский гарнизон. Разве можно нарушать порядок? Видать, в машине и дрыхнул.

Довбня даже рот раскрыл.

— Ко мне заходили якие-то, один в куфайке с погонами, — вдруг вставил Ляшко, все это время сочувственно поглядывавший в сторону Андрея, — Брал воду для авто.

— Как выглядел?

— Темно было. Солдат и солдат. Я говорю, бери там на припечке ведро. Он узяв, потом скольки-то времени погодя поставил. А потом я по нужде вышел, ну и… Гапу углядел.

Андрей испытывал смешанное чувство стыда и благодарности.

— Углядел, значит, — сказал Довбня. — А она тушку углядела.

— Какая там тушка, одни ножки…

— Вот именно. За ночь он ее прикончил, солдат?

— Возможно, они прикончили ее еще вечером в другом месте, — заметил Андрей. — А может, не ее скотина.

— Моя! — тихо молвила Горпина. Взгляды их встретились.

Мучительно сломанная бровь, прикушенная губа, Андрей отвернулся.

— Ладно, Горпина, — оборвал ее Довбня. — Твои несчастья известные. — И, весь подобравшись, процедил: — Но закон есть закон, товарищ лейтенант, отыщем вора.

Шли молча, метель затихла, выглянуло солнышко. Андрей до рези в глазах всматривался в уходящую вдаль шеренгу машин при дороге, боясь наткнуться на свою, ее можно было узнать сразу по обшарпанному кузову. Полуторки эти, прошедшие войну, доживали последние дни.

Довбня начал с крайней, новенькой трехтонки, очевидно, не знал в лицо Николая, показав копавшемуся в моторе водителю документ. И чем сдержанней был Довбня, тем разговорчивей становился Андрей. То останавливал первых встречных солдат и начинал расспрашивать о прибывших ночью машинах, то советовал идти вглубь от дороги, где на просеках тоже виднелись машины. Его прямо несло словами. И так продолжалось до тех пор, пока не укололся о прищуренный взгляд Довбни.

— Я вам непременно нужен? — спросил Андрей. — У меня дела.

— Да нет, ступайте по своим делам.

Но Андрей, точно завороженный, продолжал идти рядом, лишь поймал скользнувшую по красному лицу Довбни усмешку. Но ему уже было наплевать: судьба индейка, куда вывезет. Закурил, не глядя, протянул пачку сигарет милиционеру — почувствовал, что тот не собирается брать, и небрежно сунул обратно в карман.

— Побрезговал…

— Да нет… просто, знаете, привык во всем обходиться своим. По мере, так сказать, возможности. — И уточнил со смешком, — берегу достоинство…