Беззвездный Венец - Джим Чайковски Страница 21

Но тут чьи-то пальцы схватили ее за подбородок, и влажная тряпка, пахнущая отваром горных трав, размягчила песчаную коросту, закупорившую ей веки.

– Не сопротивляйся, дитя мое, – успокоила ее Гайл. – Открой глаза.

Никс попыталась отказаться, отдернуть голову, однако пальцы лишь крепче стиснули ей подбородок.

– Делай, как я говорю! – строго произнесла настоятельница тоном, подчеркивающим ее высокое положение в обители. – Иначе сгинешь навсегда!

Никс хотела противиться, однако приемный отец слишком хорошо вышколил ее относиться с почтением к сильным мира сего. Она чуточку приподняла веки и вскрикнула от боли. Свет – такой же ослепительный, как темнота, которую Никс знала всю свою жизнь, – обжег ей глаза свежей крапивой.

Неудержимо хлынули слезы, смывая с глаз остатки грязи и гноя. При этом они также расплавили резкий свет, превратив его в водянистое сияние. В расплывчатой дымке поплыли силуэты, чем-то напоминающие тени в солнечный летний день. Но только после каждого болезненного моргания силуэты становились четче; краски, о которых девушка прежде могла только догадываться, расцветали во всем своем великолепии.

Сердце затрепетало в груди подобно напуганному лирохвосту в клетке. Никс повалилась назад на кровать – прочь от невозможного: двух лиц, обращенных к ней. Физик Ойрик смотрел на нее, его сморщенное лицо напоминало болотную сливу, слишком долго провисевшую на солнце. Взгляд девушки прошелся по каждой морщинке. Прежде, когда ее зрение было затуманено, цвета – то немногое, что она могла видеть в самый ясный день, – всегда оставались грязными и мутными.

Но сейчас…

Никс смотрела на Ойрика, зачарованная сияющей голубизной его глаз, гораздо более ярких, чем самое чистое небо, какое она только видела.

Физик повернулся к своей спутнице, и его лысина сверкнула в лучах солнца, проникающих в единственное окно помещения.

– Похоже, настоятельница Гайл, ты была права, – сказал он.

Гайл не отрывала взгляда от Никс.

– Ты нас видишь, дитя мое, или это не так?

Ошеломленная, Никс молча таращилась на нее. Настоятельница оказалась смуглой, ее кожа была гораздо темнее, чем предполагала Никс. Девушка знала, что настоятельница родилась далеко на юге, в землях Клаша. Однако волосы ее, заплетенные в косы и уложенные на голове в узел, были белые как мел. А глаза оказались зеленее любого залитого солнцем пруда.

Судя по всему, внимание девушки не укрылось от настоятельницы. В уголках ее губ заиграла улыбка. Глаза смягчились от облегчения. Хотя, если честно, Никс не могла быть уверена ни в чем. Ей еще никогда не приходилось наблюдать за тонкой игрой чувств, и она не знала, правильно ли их интерпретирует.

Наконец она ответила на вопрос настоятельницы кивком.

«Я вас вижу».

Хотя Никс должна была бы радоваться такому немыслимому чуду, она сейчас испытывала только страх. Где-то в темноте, оставшейся позади, до сих пор были слышны крики, доносящиеся из этих теней.

Настоятельница словно почувствовала этот внутренний ужас: улыбка у нее на лице погасла. Она потрепала девушку по руке.

– Теперь ты должна поправиться. Надеюсь, ты наконец нашла выход из отравленного забытья.

Не желая показать себя неблагодарной, Никс снова послушно кивнула.

Однако чувствовала она себя совсем по-другому.

Хотя она каким-то чудодейственным образом обрела способность видеть, Никс ощущала себя, как никогда, потерянной.

На следующий день Никс пила жидкую кашицу, зажав миску ладонями. Все еще слишком слабая, она была вынуждена держать миску обеими руками.

Отец сидел на табурете рядом с койкой, опираясь подбородком на палочку. Он старался подбодрить девушку своей улыбкой, однако лоб у него был в складках.

– Это бульон из куриных костей с овсяной крупой. – Оглянувшись на дверь, отец нагнулся к Никс. – И еще я добавил капельку сидра. Это должно быстро привести тебя в порядок, я точно знаю.

В его последних словах прозвучала надежда.

– Не сомневаюсь. – Чтобы его успокоить, Никс отпила большой глоток, после чего поставила миску на столик.

Она обвела взглядом маленькую келью, расположенную в крыле физика Ойрика: покрытые лишайником голые каменные стены, узкое окошко под потолком, пучки сушеных трав под балками перекрытий. Одинокий огонек робко плясал в закопченном масляном светильнике. Девушка до сих пор поражалась мелочам, открывшимся для нее: обрывки шелковой паутинки, трепещущие в углу, плавающие в лучах солнца пылинки, источенная короедами древесина балок. Чувства переполняли ее. Ну как можно постоянно справляться с таким изобилием подробностей? У Никс от избытка впечатлений болела голова.

Повернувшись к отцу, она посмотрела ему в глаза, стараясь рассеять горящую в них тревогу.

– За мной здесь ухаживают. Тут, наверное, уже побывал весь сонм физиков, алхимиков и иеромонахов школы.

На самом деле постоянный наплыв посетителей не давал ей спать.

«Может быть, они опасаются, что я больше никогда не очнусь, и стремятся не упустить возможность».

До сегодняшнего дня к ней даже не пускали отца. Получив разрешение, тот не терял ни мгновения. С первым же колоколом дня отец в сопровождении Бастана, брата Никс, поднялся на четвертую террасу, где располагались службы Обители. Бастан принес большой горшок каши, поставленный в ведро с углями, чтобы каша не остыла.

Бастан уже вернулся в деревню, присоединился к старшему брату, занимавшемуся по хозяйству. Похоже, даже воскресение сестры из мертвых никак не сказалось на повседневных заботах. И все же перед уходом Бастан сгреб Никс в объятия своими здоровенными ручищами, обхватил ее лицо и посмотрел в глаза.

– Ты уж нас больше так не пугай! – предупредил он. – Когда в следующий раз вздумаешь сражаться с летучей мышью Мирра, позови сперва своих братьев.

Пообещав ему впредь быть осторожной, Никс попыталась улыбнуться, однако напоминание о нападении пробудило у нее в груди ужас. Непрерывное шествие алхимиков и иеромонахов через маленькую келью, по крайней мере, отвлекало ее. Любопытные посетители щупали и трогали Никс, нередко заставляя ее краснеть. Другие тщательно изучали заживающие следы от клыков у нее на шее, измеряли шрамы, сколупывали с них коросту и забирали ее с собой. Один, сгорбленный от старости, положил девушке на запястья и щиколотки пиявок, а потом, когда они разбухли, напившись крови, с торжествующим видом оторвал их и спешно покинул келью.

Иногда к Никс заглядывала настоятельница Гайл, но она решительно пресекала все ее попытки получить ответы, заполнить пробелы, образовавшиеся после того жуткого дня. И все же девушка догадывалась, что известие о случившемся распространилось по всей Обители. Время от времени за высоким окном кельи мелькало чье-нибудь лицо: для того чтобы взглянуть на такое чудо, требовалось допрыгнуть до подоконника.

Никс понимала, в чем причина всего этого внимания, проявлявшегося как в самой келье, так и за ее пределами.

Еще никому не удавалось выжить после укуса ядовитой летучей мыши.

Алхимики бились над тем, чтобы разгадать эту загадку; иеромонахи искали, какому именно божеству приписать это чудо. Чтобы хоть как-то развеяться, Никс слушала разговоры тех, кто проходил через келью. Выслушивала предположения и