Эльфийский бык - Екатерина Лесина Страница 21

— Смузи из сельдерея, свежей свеклы и чего-то еще… забыла, — Волотова мужественно ополовинила свой. — Не знала, что они формат сменили!

— А…

Елена осторожно попробовала коктейль.

— Жуть… так зачем психотерапевт?

— Он переживает экзистенциальный кризис и перелом личности. А потому остро нуждается в профессиональной поддержке…

— Может… и вправду?

— Он каждые полгода переживает этот перелом личности, — отмахнулась Волотова и попробовала безглютеновый торт. — Первый раз я прям в ужас пришла. Про отца молчу, тот до сих пор не знает. Не понял бы… он и так к Беру относится, как…

Она поморщилась, то ли от вкуса, то ли тема была не слишком приятна.

— Убогому? — подсказала Зеленцова.

— Именно. А еще психотерапевт… я к нему. А он заявляет, что, мол, мальчик чувствует себя ненужным и одиноким, что требуется отдых и понимание, и терпение… в общем, в следующий раз тоже… и потом. Давить нельзя. Критиковать нельзя. Ничего нельзя! И чем закончилось⁈

— М-да, — своих детей Елена не имела. Задумывалась, конечно, но теперь вот снова засомневалась, надо ли.

— Именно! И повезло ведь, что Император добр… и вообще… могло бы все куда как хуже. И ему бы досталось. И роду. А ведь главное, этот мелкий паразит не раскаивается! Я в глаза ему смотрела и видела, что ни на секундочку! Ни на малость! Да, переживает, но не потому, что натворил, а оттого, что поймали. А чем его выходка могла роду обернуться…

Волотова покачала головой.

— Так что, спасибо тебе…

— Не за что.

— И… отец вот сказал, что если ты всерьез решишь, то…

— Чур меня! — Елена подавилась смузи, которое, пусть и было безумно полезным, если верить меню, но в горло проходило с трудом. — Я, если детей захочу, своих заведу! А твой Бер… мальчик неплохой, но… ты же знаешь, я люблю мужчин в возрасте, с опытом… с пониманием…

Она вздохнула.

— Но ради тебя с помолвкой я пока погожу… погодю… слушай, как правильно?

— Понятия не имею, — призналась Волотова.

— В общем, объявим через полгодика…

— С кем на сей раз?

— С бароном Равшинским…

— Ему же за девяносто!

— Именно… такой мужчина, — Елена Зеленцова блаженно зажмурилась, представляя себе и свадьбу, и похороны, которые воспоследуют через лет пять или десять… в общем, до того, как супруг успеет надоесть. Или она ему.

Главное, что хватит времени подготовить новую коллекцию повышенной концептуальности.

Эту мысль она запила очень полезным коктейлем. И решила, что от детей в ближайшем будущем все-таки воздержится…

Нервы у нее не те.

Определенно.

Глава 10

О спонтанных решениях и венценосном коварстве

Глава 10 О спонтанных решениях и венценосном коварстве

«Сбавить две».

Высочайшая резолюция на прошении купца Семижопкина о смене фамилии, после которой он получил право гордо именоваться Пятижопкиным. [1]

Его Императорское Величество самым позорным образом прятались. Да так умело, что даже князь Поржавский, знавший привычки своего подопечного лучше, чем кто бы то ни было, не сразу отыскал его. И факту сему император вовсе не обрадовался.

Он, забравшись в дальнюю часть парка, весьма рассчитывал на пару часов тишины и покоя. И удочку прихватил. Благо, сюда руки садовников, хоть и добирались, но не слишком часто. И работали без особого усердия, вследствие чего сохранилось почти естественный вид с зарастающим прудиком, ивою и парой булыжников. Иные каменья грубого вида давно уж вывезли, заменив изящными статуями и фонтанами, но именно эти были принесены прапрадедом Императора, а потому и нервировали своим присутствием садовников, дизайнеров и прочих нежных личностей. Император, честно говоря, подозревал, что его прапрадед тоже желал покоя и не желал полного и всеобъемлющего преображения парка согласно очередной моде, а потому камни и приволок.

Ничего так идея.

Работала.

— Что? Матушка лютует? — спросил Император, не отрывая взгляд от поплавка. Пруд был невелик, но рыба в нем водилась, пусть и не золотые карпы, обретавшие в запрудах и озерцах основной части парка. Впрочем, тех не половишь.

Неприлично.

И жестоко.

— Изволит переживать, — князь Поржавский выразился дипломатично. — У нее приступ мигрени…

— И сердце болит, а еще в боку колет, — проворчал Император. — Кто на этот раз к ней приходил?

— Графиня Залесская… и не одна, как мнится.

— А…

— Сына её направили к берегам Баренцева моря. Рыбной ловлей заниматься. То есть, оказывать всяческую помощь местной рыболовной артели… там воду чистить надо, да и так проблем хватает. Добыча снижается вследствие загрязнения воды нефтью. Помните, докладывал?

— Помню, — бодро соврал Император. — И что графиня?

— Требует заменить Баренцево море Средиземным. Впрочем, на Черное тоже согласна, но без рыбной ловли…

Император вздохнул.

— Вот же… и что мне делать?

Ходоки к матушке потянулись сразу после того совета, вынудив признаться самому себе, что этого-то, женского, фактору Император не учел. Матушка его имела множество подруг, а те — иных подруг, и пусть светский этикет не одобрял подобных просьб, но в особых случаях…

Неоправданной жестокости.

Опалы даже…

Князь огляделся.

— Палатку поставить? — предложил он.

— Найдут, — Император положил удочку на землю.

— Может, уехать куда… скажем, на юга…

— И все они отправятся следом, — Император присел на камень. — Ты же понимаешь…

Князь понимал.

Матушку свою Император любил и старался не расстраивать, а она, чувствуя этакую власть над сыном, пользовалась ею не часто, но все же пользовалась.

И ныне не устоит.

— Уеду! — решил Император. — Тайно…

— Куда?

— В Подкозельск!

— Куда⁈ — переспросил Поржавский, признаться, несколько удивленный. Ладно бы к морю или там в горы. Натура его подопечного требовала движения, то ли дар сказывался, то ли кровь, где уж тут разберешь. Главное, что горы Император любил.

И море тоже.

Но Подкозельск… это вообще где?

— Я бумаги глянул… кто и куда направляется… интересно стало, — Император принялся сматывать леску. — Тогда и подумал, что стоило бы своими глазами… ты ж сам рассказывал, что прапрадед мой любил переодеваться в обычное платье и гулять по городу.

— Петербургу. По набережной. По согласованному маршруту при тайном сопровождении двух дюжин охранников.

— На набережной Петербурга меня и в личине узнают, — отмахнулся Император и во взгляде его появилось то, характерно упрямое