Олег Коряков - Хмурый Вангур Страница 22

— Чудесная будет баланда!

— Что-то я не досчитываюсь одной пачки… Ох, этот старик! Никак я от него не ждал.

— Вот бы Николай глухаришку на завтрак зацепил! Килограммчиков этак на пять. Хорошо!

Борис усмехнулся:

— А дятла не хочешь?..

К завтраку Николай не вернулся. Давно пора было отчаливать, а они сидели у костра бездельничая. Дважды бродили по окрестной тайге, кричали, надрывая горло, стреляли — Николай не откликался, не появлялся. На душе стало тревожно. Пришла ночь — его все не было.

Юра бренчал на гитаре что-то грустное, потом ему от этой музыки стало совсем тошно, он отложил гитару и молчаливо нахохлился у костра. Пушкарев уже в который раз взглянул на часы, посопел потухшей трубкой, взял ружье и выстрелил.

— Без патронов останемся, — сказал Юра.

Пушкарев покосился на него, ничего не ответил и выстрелил еще.

Рассвет застал их сидящими все там же, у костра.

Пушкарев поднялся:

— Достань аптечку. Схожу еще. Сигнал в случае чего — два выстрела…

Вернулся Пушкарев уже во второй половине дня. Его куртка в нескольких местах порвалась, на лице тонкими кровяными полосками темнели царапины, губы запеклись. Он тяжело опустился у костра и долго пил из ведерка. Когда он кончил пить, Юра посмотрел в его глаза, хотел сообщить, что и он ходил на поиски и вернулся всего час назад, но ничего не сказал, только нахмурился и опустил голову.

Опустил голову и Пушкарев.

Было отчего. Второй день увязали они в этих мыслях: что случилось с Николаем? И что делать им?

Увяз в болоте? Погиб в схватке с медведем или рысью? Они не слышали ни одного выстрела. Они облазили всё окрест и не нашли ничего, что могло бы сказать о несчастье. Может быть, Николай заблудился? Это было бы очень возможно, если бы не Вангур. Карта и компас в любой час помогли бы ему выйти к реке. Ушел? Но куда? В ближайшую юрту? На том берегу Вангура они есть, в нескольких днях ходьбы. Но уйти в сторону, противоположную базе? Бросить товарищей?.. Нет, об этом нельзя и думать.

Но что же тогда с ним случилось? И что им делать дальше?

Доверили тебе группу, товарищ Пушкарев, и что? Проводника отпустил, не смог убедить, настоять на своем. Товарища лишился… Что с ним? Ты знаешь это? Может быть, он уже погиб? Ты даже и на этот вопрос не можешь ответить, начальник группы!.. А поиски рутила? Ну вот, послали тебя, коммуниста, кандидата наук, чтобы сказать «да» или «нет». Очень важное «да» и очень важное «нет». Но ты не можешь ответить ни да, ни нет. Какого же черта ты брался за это большое дело, дорогой товарищ Пушкарев!..

Ждать здесь? Кружить по урману вокруг этой стоянки? А что это даст?..

Всю ночь, всю долгую осеннюю ночь беспокойно копошились и грызли мозг эти мысли. Юра, сморенный сном, бормотнул что-то, пошевелил губами и задышал сильно и глубоко. Приоткрывшись, губы сделались по-детски пухлыми. Пушкарев взглянул на него. «Недоставало, чтобы и этого парня я лишился здесь…» Он взял брезент и осторожно набросил на товарища. От этого легкого прикосновения Юра проснулся.

— Вот леший, задремал! — сконфуженно сказал он, потер глаза и сел. — Ого, уже светает!

— Что вскочил? Спи.

Юра огляделся — нет, Николай не появился.

— Ну, и что будем делать?

Именно этого вопроса Пушкарев ждал. Ждал — и не знал ответа. Вот до этой секунды. А в эту секунду ответ пришел сам.

— Будем двигаться. Дальше.

Юра помолчал, потом сказал тихо:

— Да, ничего другого не придумать.

Молча они позавтракали жидкой несоленой баландой, молча собрались, сложили и перетащили в лодку палатку и вещи. На вырванном из журнала наблюдений листке Пушкарев написал:

«Ждали тебя двое суток — безрезультатно. Плывем дальше по Вангуру и на базу. Под камнями провиант тебе. Не обессудь, сколько уж есть».

Все, что осталось от продуктовых припасов, Юра разложил на три части.

— Взгляни: так?

Пушкарев взглянул:

— Так.

Помедлив, он вынул из рюкзака патроны — двенадцать — и тоже разделил их на три части. Две части продуктов и патронов Юра сложил в рюкзак, третью завернул в брезент и засунул в спальный мешок Николая. Выкопали яму и опустили сверток в нее, сверху прикрыли камнями, положили в банку из-под пороха записку и всё засыпали землей. В холмик воткнули жердь с короткой запиской:

«Смотри здесь».

— Думаю, заметит, — хмурясь, сказал Пушкарев.

— Если вернется, как не заметить?..

Уже пора было плыть, но Пушкарев все стоял у этой жерди и хмурился, размышляя о чем-то. Юра топтался возле, наконец напомнил:

— Ну как, двинулись?

Пушкарев молчал. Потом он медленно поднял голову, внимательно посмотрел на Юру и сказал глухо и тяжело:

— Вот что, Юрий… Решать — так до конца. Продолжаем мы поиски рутила?

Уже не первый день мучительно трудно допытывался Пушкарев у своей совести: имеют ли они на это право? Два дня назад это был их непреложный долг. Теперь это не могло ли стать их преступлением? Поиски титанового месторождения требовали задержек. Тревога за Николая, необходимость скорее сообщить о случившемся отметали задержки.

Пушкарев думал и думал об этом, и перед ним возникал строгий конференц-зал института, и десятки глаз были устремлены в его глаза, в его душу. Здесь, на глухой таежной реке, он держал ответ перед партийной организацией института.

Долг или преступление?.. Он должен был решить это сам.

Тяжесть славной доли руководителя познается не в беспокойных, хлопотливых делах. Она познается вот в такие минуты раздумий.

Преступление или долг?..

А Юре на память пришел давний детский разговор. Это был разговор с другом. «Юр, — сказал однажды этот друг, — а что, если бы вот ты стал… ну, в общем, самый главный на войне… И, чтобы была победа, тебе обязательно нужно выбрать, кого убить: меня или Ваську Птицына. Ты бы как решил?» — «Зачем это: убить?» — «Ну, вот так было бы нужно. Я ведь понарошку. Если бы». — «Факт, Ваську». — «А если бы так: меня или себя?» — «Себя». — «Ну, а вот так, — не унимал своего злого любопытства друг, — меня или мать?» — «Ну, так не может быть…» — «Ну, а все-таки, если бы…» Юра тогда подумал, подумал, закатил другу-приятелю леща и заревел…

Юра вспомнил этот давний детский разговор и невесело улыбнулся. На вопрос Пушкарева он ответил так же тяжело и глухо:

— Борис… — Юра в первый раз назвал своего начальника так, просто по имени, словно хотел стать с ним на равную ногу, чтобы разделить ответственность. — Я тебе уже говорил… о Николае… что он, по-моему… — Юра замолк.

Все было сказано.