Луи Жаколио - Собрание сочинений. В 4-х т. Том 2. Месть каторжника Страница 22

Эти десять человек составляли, так сказать, ядро собраний — они были постоянными посетителями. Новых посетителей приглашалось только по двое на каждую неделю.

Поль де Марсэ, понятно, и не подозревал о той своего рода баллотировке, которой подвергалось приглашение человека с его именем, и был страшно горд, получив приглашение от аристократа-посланника. Это являлось посвящением его в аристократы, пренебрегать чем он мог еще меньше, чем любой другой, так как, несмотря на все уловки салического закона, Сен-Жерменское предместье[5] не могло простить его отцу, что он ввел в семью старинной фамилии де Марсэ какую-то госпожу Тренкар; была еще надежда, что Поль женится и несколько поочистит свой герб новой связью с одной из наиболее старинных фамилий аристократического предместья; однако он не торопился, выжидая исполнения своих честолюбивых замыслов, доходивших до надежды занять важный пост министра юстиции, о чем усиленно хлопотал герцог де Жерси. От природы этот молодой человек обладал чрезвычайно чувствительным сердцем и вовсе не злым характером, но примеры Тренкара-отца и наставления скептика де Жерси, который никогда не скрывал от него, что этот Тренкар являлся отцом лишь номинально, немало способствовали тому, чтобы уничтожить эти качества; зато в жизни Поля был элемент чисто идиллического характера, который, подобно оазису в пустыне, освежал его душу и ум среди той лихорадочной и развратной жизни, которая из среды придворных распространилась и на весь Париж.

Как-то раз, лет за шесть до описываемых событий, желание выкурить хорошую сигару после обеда и предаться в уединении своим мечтам привело его в местечко Лила. Было воскресенье и к тому же местный праздник. Наступала ночь. Со всех сторон неслись веселые песни и бесконечный смех; у пресыщенного молодого человека явилось желание смешаться с этой толпой, которая не знала его, и посмотреть, почему это им так весело, что возбуждает даже его зависть. Он отослал своего кучера и грума, сказав им, что вернется пешком или на извозчике, и направился в беседку при ресторане, ярко освещенном и отличавшемся царившим там особым весельем.

Пять или шесть семейств рабочих — отцов, матерей и детей — сидели за столами, и все усиленно работали своими челюстями; дело подходило уже к десерту, и дешевенькое вино, смешанное с сельтерской водой, лилось рекой; мужчины вполголоса напевали что-то вроде прелюдии к имеющему быть концерту, но где каждый тянул кто во что горазд; женщины с раскрасневшимися лицами хохотали во все горло, откинувшись на спинки стульев, между тем как дети, привыкшие за неделю к скудной пище и черствому хлебу, с жадностью набрасывались на остатки предоставленного в их распоряжение гуся и в то же время набивали себе рты кремом, миндальным тортом и бисквитами.

Это народное веселье и пиршество, которые скромные труженики могут себе позволить лишь изредка, возбуждая сначала улыбку, вызывают затем и слезы у всякого человека, не совсем бессердечного, когда он подумает, что эти несчастные и обездоленные, если они хотят честно зарабатывать свой хлеб и поддерживать свою семью, могут пользоваться несколькими такими минутами беззаботности и отдыха лишь два-три раза в году.

Поль де Марсэ огляделся кругом, ища себе свободный утолок, где он мог бы поместиться; все было занято, и он хотел уже было повернуть назад, как чей-то грубый голос вскричал:

— Ну-ка, детки, потеснитесь немного и дайте местечко этому господину.

Поль де Марсэ обернулся на шум отодвигаемых тарелок, поблагодарил, грациозно раскланявшись, и, заняв только что предложенное ему место в конце стола, попросил все необходимое, чтобы приготовить чашку чая, что он непременно хотел сделать сам. Хозяин ресторана, увидев вошедшего молодого человека, аристократа, изящно одетого, поспешил тотчас же сам, чтобы ему услужить; что касается присутствующих, особенно женщин, то все смотрели на него с тем наивным любопытством, которое простой народ выказывает в подобных случаях к людям, превосходство которых он инстинктивно чувствует.

Поль де Марсэ действительно был один из самых красивых и элегантных молодых людей Парижа; стройный, немного выше среднего роста, полный здоровья и сил, он унаследовал от матери редкую красоту, которая не переставала привлекать внимание женщин. Поль знал об этом, но это нисколько не возбуждало его тщеславие, так как, в сущности, он не был пустым человеком или фатом, хотя благодаря своему воспитанию и не отличался устойчивостью своих принципов.

Присутствие его внесло сначала если не замешательство, то, во всяком случае, некоторую натянутость, которая на несколько мгновений спугнула общее веселье, так его привлекавшее. Но когда увидели, что он ласкает детей, позвал пирожника, у которого забрал всю его походную лавку, чтобы угостить ребятишек, то все решили, что это вполне порядочный молодой человек; когда же он бросил торговцу двадцатифранковую монету и отказался от сдачи, то заслужил всеобщую похвалу, которая, хоть и была высказана негромко, но все-таки дошла до него — лед растаял.

Некоторые предположили, что это должен быть, по крайней мере, клерк у нотариуса, если только не начальник одного из отделений большого магазина Лувр. Поль де Марсэ не мог удержаться от улыбки, услышав эти забавные предположения, но, как тактичный человек, не стал выводить из заблуждения этих простодушных людей. Впрочем, подобное предположение служило на пользу тем еще неопределенным проектам, которые он обдумывал уже несколько минут, и потому он не стал никого разубеждать.

Почти против него сидела прелестная молодая девушка лет шестнадцати, чистая девственная красота которой при входе сразу привлекла его внимание.

Великолепные пепельные волосы, вьющиеся от природы и красивым овалом обрамлявшие ее лицо, тонкий и прямой нос с розовыми и вздрагивающими ноздрями, нежный, как цветок яблони, ротик, позволяющий видеть ее белые, словно перламутровые зубки, черные, как агат, глаза с черными же ресницами и бровями, что редко встречается у блондинок и придавало ей своеобразную прелесть, розовые щечки, на которых при малейшей улыбке появлялись две прелестные ямочки, — вот ее дивный портрет, достойный резца скульптора.

Тонкий знаток, де Марсэ с первого взгляда оценил этот прелестный цветок, казалось, затерявшийся среди окружающих его грубых и простых кустарников; чувствуя, что на нее смотрят, молодая девушка покраснела, и эта краска, залившая ее красивое лицо, еще больше увеличила ее прелесть.

Пение и смех возобновились с новой силой, и благодаря общему одушевлению своих собеседников молодой человек мог сколько угодно любоваться своей прекрасной соседкой, не привлекая внимания остальных присутствующих. Толстая женщина, одна из самых веселых, сидевшая на другом конце стола, возле своего мужа, позвала молодую девушку и таким образом раскрыла имя прелестного создания поклоннику.