Лев Линьков - Источник жизни Страница 23

«Вы не пожалеете, — говорили Курцу, — все это будет не так трудно осуществить…» — и дали ему в проводники вот этого Сангушко, который был чуть ли не адъютантом самого предателя Варшавы генерала Бура. Курц согласился, но он даже предположить не мог, что попадет в такую жуткую историю…

— Не сопите! — едва слышно прошептал Сангушко.

Курц затаил дыхание, уставившись на торчащий перед глазами сероватый ствол ели. «Что это?.. Неужели?..»

Позади явственно послышался звук, свидетельствующий о приближении человека. «Продолжать лежать или?..»

Сангушко, как бы предупреждая спутника от поспешных решений, вторично пригнул его голову. Курц от неожиданности хлебнул жидкой грязи и, будучи не в силах сдержаться, закашлялся, пошевелился. Тина под ним засопела, захлюпала. Скрываться дальше было бессмысленно. Он повернулся, и его глаза встретились с глазами человека в зеленой фуражке. «Пограничник!»

Петр шел вперед, напрягая все свои силы, затем он пополз, когда ноги отказались служить ему. Он осторожно перекладывал в сторону ветки, чтобы не трещали, осторожно по очереди вытаскивая из тины руки, переносил их вперед и так же осторожно опускал пальцы в холодную жижу. Гимнастерка и брюки покрылись жидкой грязью, и, приподнимаясь, чтобы продвинуться еще на полметра, он следил — не зашумела бы стекающая с одежды вода.

В горле пересохло, а дрожь не прекращалась ни на миг. «Почему качаются деревья? Вон за той большой седой елью, до которой осталось шагов пятнадцать, почва станет тверже…»

Неприятный звон неотступно раздавался в ушах. Одного хотел Петр: не поддаться слабости. Силы оставляли его, и все-таки он полз и полз. Он не мог не ползти: сознание долга было сильнее болезни.

Приподнимая винтовку, — казалось, в ней пуда два, — Петр крепче сжал ее. «Что это впереди? Чьи это сапоги?..»

Васильев не успел вскочить первым. Первым поднялся Вернер Курц, и Петр увидел его залепленное грязью лицо с обезумевшими от страха глазами.

Боль, невыразимая слабость во всем теле, головокружение — все словно исчезло. В руках появилась прежняя твердость. «Вот они, враги!..»

Целиться некогда. Петр нажал спусковой крючок: выстрел услышат свои. В ответ раздался оглушающий хлопок пистолета. Петр успел ткнуть куда-то штыком и упал.

— Некогда! — крикнул Сангушко, зажимая проколотое плечо. Но Курц и сам понимал, что добивать раненого нет времени. Не скрываясь, они побежали сквозь кусты в сторону границы.

Крепыша нашли минут через пятнадцать после того, как услыхали выстрелы. Он сидел, прислонившись к стволу ели, и прерывисто дышал.

— Что с тобой? — спросил подбежавший первым Прохоров.

Петр дрожащими пальцами закатал кверху гимнастерку и нижнюю рубашку. Из маленькой круглой ранки на животе текла кровь.

Когда Прохоров поднял его на руки, он потерял сознание и пришел в себя лишь на заставе.

Возле него сидела Екатерина Захаровна. «Почему у нее слезы в глазах?» Рядом стоял лейтенант Самохин.

Из столовой доносился приглушенный стук посуды: дежурный убирал после обеда.

Петр совсем не чувствовал боли. Отчего же так встревожены лейтенант и Екатерина Захаровна? И вдруг он все вспомнил, и его тоже охватила тревога. Он приподнялся.

— Задержали?..

— Лежите, лежите, Крепыш! — Екатерина Захаровна удержала его за плечи.

— Конечно, задержали! — сказал лейтенант и улыбнулся, как брат брату. — Твой выстрел помог, а то бы упустили!..

— Хорошо… Это хорошо…

Петру стало легко, и он обрадовался, увидев, что рядом стоит и Вовка. Мальчик старательно тер кулаками распухшие глаза.

— Дядя Петя, я их видел. Их Сеня Прохоров караулит.

— Вовик, иди спать! — Екатерина Захаровна обняла сына и увела его из спальни. В коридоре Вовка прижался к ней, заплакал.

Когда она вернулась в комнату, Петр что-то достал из-под подушки.

— Это письмо из дома. — Он улыбнулся Самохиной. — Екатерина Захаровна, это адрес матери. Напишите ей: я обязательно приеду, только немного задержусь…

Сказал и только сейчас почувствовал: на заставе — необычайная тишина. «Даже в домино не играют… Только мошки жужжат… Нет, это не мошки, это в голове шумит…»

На дворе послышалось урчанье автомобиля. Заскрипели тормоза.

— Наконец-то приехали! — прошептала Екатерина Захаровна.

— Ну, где ваш малярик? — шумно входя в спальню, спросил врач.

— Какой малярик? — не понял лейтенант и, вспомнив, что утром вызывал врача к больному, ответил: — Ранен он. Пока вы ехали, его ранили.

Врач склонился над Петром, осторожно начал снимать с раны временную повязку.

— Товарищ лейтенант, вас вызывают к телефону из отряда, — позвал Самохина дежурный по заставе.

Возвратившись через несколько минут, Самохин тихо сказал врачу, кивнув в сторону Петра:

— Минск предлагает выслать за ним специальный самолет.

Врач отрицательно покачал головой и, поднимаясь с табурета, так же тихо сказал:

— Сержант не перенесет полета. Нужна немедленная операция. — Он повернулся к Екатерине Захаровне: — Приготовьте, пожалуйста, кипяток, таз, чистые полотенца и бинты. И как можно быстрее…

На урочище наступало раннее утро. Не по-осеннему голубое небо перечеркивали перистые облака. Воздух был тих. Недвижимо стояли ели, и желтеющие осины, и березы. Нахолодавшая за ночь почва отогревалась, и легкий пар поднимался среди деревьев. Будто перекликаясь друг с другом, барабанили по стволам сухостоя дятлы.

Прохоров и Матюшин шли по дозорной тропе, внимательно вглядываясь в покрытую опавшей листвой землю.

Тонкий горловой звук с переливами привлек внимание пограничников. Две крохотных буро-серых пичужки ворошили траву. Увидев людей, они нахохлились, распустили веером хвостики и завертели головками.

— Вертишейки, — улыбнулся Прохоров. — Напугались-то как! А не отступают.

Пограничники обошли разволновавшихся птичек и опять устремили взгляд на дозорную тропу. И вдруг Матюшин тихо сказал:

— По-моему, сержант выживет.

— Конечно, выживет, — ответил Прохоров.

— Только подумать, — добавил Матюшин: — больной был и пошел, а мог и не итти…

Секунду помолчав, Прохоров спросил:

— А ты бы разве не пошел?

ГОСТЬ ИЗ АМЕРИКИ

Чтобы устоять, Филиппов держался обеими руками за подпиравшую навес крыльца стойку. Стойка дрожала, и казалось, она вот-вот переломится и улетит вместе с навесом в кромешную гремящую снежную тьму. Ветер дул с такой силой и воздух был так густо насыщен снегом, что Филиппова охватила тревога: успели ли сержант Козолупов и солдаты Панюшков и Хорунжий, обходившие дозором побережье Кривого мыса, добраться до старой зимовки? А если и успели, то выдержит ли зимовка напор этой страшной бури? В прошлом году ветер сбросил с Кривого мыса в океан целую оленью упряжку.