Валентин Иванов - Возвращение Ибадуллы Страница 23

– И куда они все тащатся? Почему не сидят где-нибудь у себя дома и не занимаются чем-нибудь?

– Идут по своим делам… Многие переселяются, – неопределенно ответил генерал.

– Куда? – полковник хотел все знать.

– Куда-нибудь. Прямо перед собой. В пространство, – генерал улыбнулся. – Кто-то сказал, что в другом месте лучше, и они тронулись. Это те, кто ничем не связан. Они свободны, у них нет ни земли, ни имущества… Не забывайте о разделении страны на Индию и Пакистан. Индусы продолжают выселяться, а мусульмане – приходить. Основные волны уже схлынули, но, – и генерал чуть заметно усмехнулся, подыскивая слово, – процесс взаимного изгнания еще продолжается…

Встречались длинные вереницы живописных верблюдов. Во главе каждого каравана на осле ехал вожак. Конец недоуздка первого верблюда был привязан к седлу осла, а каждый следующий верблюд – к идущему впереди. Создавалось навязчивое впечатление, что именно маленький живой осел приводит в движение эти тяжелые четвероногие автоматы.

Длинные ноги верблюдов небрежно шлепали мягкими лепешками ступней, каждая нога казалась самостоятельной, действующей сама по себе. Порой слышался тоскливый голос верблюда, как бы жалующегося на скучную судьбу.

Люди шли молча…

Чужая, непонятная жизнь медленно струилась по пыльному шоссе. Роскошный автомобиль с европейцами плыл, как в мутной воде, расчищая себе дорогу повелительными звуками клаксона.

В пятнадцати или шестнадцати милях от аэродрома автомобиль свернул на подошедшую к шоссе с севера более узкую дорогу. Здесь сразу стало пусто, встречались только группы рабочих, занятых ремонтом. Замечая машину, рабочие заранее расходились и стояли, темнокожие, полуголые, с лохмотьями вокруг бедер и разноцветными тряпками, обмотанными вокруг головы. Охотно бросив кирки, лопаты и кетмени, они безучастно смотрели на автомобиль, медленно преодолевающий ремонтируемый участок, и потом не спешили браться за дело.

– Никчемные работники, – презрительно бросил Сэгельсон. – Мне было бы трудно с такими. Хорошо, что работы окончены. Вероятно, вы извелись с ними, Никколс?

Вместо ответа инженер махнул кистью руки. Вмешался генерал Этрам:

– Они таковы от рождения, и ничто и никогда их не изменит. Я давно привык к туземцам и привязался к ним. Меня они не раздражают. Нужно их понимать. У них скромнейшие потребности, их вполне удовлетворяет горсть сушеной шелковицы, кусок пресной лепешки, две унции риса и немножко фруктов. Наша кошка ест больше.

Автомобиль проходил район, занятый рисовыми полями. Под солнцем металлически блестели затопленные мутной водой участки, разделенные низкими валиками грунта. На некоторых поднималась зеленая щетка ростков драгоценного злака, другие казались пустыми. Тучи комаров вились над дорогой, и шофер прибавил ход, хотя автомобиль и подбрасывало на частых мостиках через арыки.

– В лучшем случае четверо здешних рабочих выполняют работу одного вашего или нашего, – продолжал генерал Этрам. – Однако все вместе они стоят в три раза дешевле. И они ничего не требуют. На этой дороге они работают вдали от дома, спят на земле и ходят домой, лишь когда у них кончается запас принесенной с собой пищи. Попробуйте-ка поставить наших рабочих в такие условия. Они вымрут через несколько месяцев. В этой стране европейцы должны управлять, а в остальном следует обходиться местными ресурсами.

Заметив, что около последней группы рабочих на земле лежали два человека, полковник Сэгельсон приказал шоферу остановить машину. Он быстро подошел к лежащим и толкнул одного из них носком сапога под ребра.

– Бездельник, встать!

Рабочий не пошевелился.

– Вернитесь, полковник, – позвал генерал Этрам. – Это, наверное, больные.

Сэгельсон обернулся. Десять или двенадцать человек, которые составляли ремонтную бригаду, видимо, хотели подойти к полковнику ближе, но остановились и сейчас стояли неподвижно.

Рабочие были очень худы. Большие глаза на сухих, обтянутых тонкой кожей лицах, обожженные солнцем до черноты, пристально смотрели на американца.

– Почему вы не работаете, болваны? – строго спросил Сэгельсон.

Никто не ответил, и полковнику при всей его самоуверенности сделалось неприятно под упорными взглядами двух десятков глаз. Отмахиваясь от налетевших комаров, он сел в автомобиль, и машина покатилась дальше. Генерал был доволен, что Сэгельсон получил маленький урок, но воздержался от комментариев.

Дорога приближалась к предгорьям и описывала широкие, мягкие петли. На одном из поворотов пришлось задержаться перед металлической штангой шлагбаума, охраняемого вооруженным патрулем. Наконец открылось ровное и широкое плато, где можно было развить большую скорость. Предгорная терраса вытягивалась и сужалась, сжимаемая голыми скальными обрывами. После третьего шлагбаума автомобиль остановился.

В гористых районах Средней и Центральной Азии встречаются места, где сразу обрывается пространство, покрытое плодородным грунтом, и над ним встают горы. Многометровый пласт рыжего лёсса внезапно ограничивается стеной камня.

Как видно, здесь еще не закончен, еще продолжается процесс горообразования. Здесь скалы по-своему, по-горному молоды, они крепки, не выветрены, голы. Их острые трещины созданы быстрым и сильным движением, а не постепенной работой времени.

Молодым горам свойственна резкая крутизна откосов, взбираться на них трудно и небезопасно. Весной, когда дикая окрестная растительность еще живет зимним запасом влаги и не убита солнцем, подножия окружены густой зеленой каймой. Такие места встречаются в предгорьях Гималаев. Слово «Гималаи» было бы правильнее произносить Хималайи – Царство Снегов. Они грандиозны; если рассыпать составляющую их массу по всей суше Земли, то уровень ее поднимется на высоту пятиэтажного дома. А Хималайи продолжают расти.

Царство Снегов – это древнейшее гнездо человеческих цивилизаций, и в нем много чудес, созданных рукой человека. Работа была начата давно, в те времена, когда история еще не вырезалась на каменных плитах, не чертилась на глиняных пластинках, не писалась на папирусе и пергаменте. А если и писалась, то лишь в форме иносказаний темных загадок, вкрапленных в описания дел забытых богов…

На расстоянии полутора часов полета по прямой от долины в предгорьях Хималайев, где остановилась автомашина, есть место, именуемое Бамьян. Там в ущелье кем-то выбиты ниши, где стоят сорокаметровые исполины. Время изъело чудовищные фигуры и сделало отвратительно-страшными когда-то величественные лица. Но высеченные внутри горы проходы и винтовые лестницы еще сохранились. По ним можно подняться на лысые головы колоссов.