Александр Бруссуев - Кайкки лоппи Страница 23

— Привет, Питер! — ответил Хартвельд. — Мне представляться, надеюсь, не требуется.

— Нет.

— Отлично! Как твои дела?

Баас скривился, как от зубной боли, но проговорил:

— Хорошо! А как ты?

Но тот проигнорировал вопрос, поинтересовавшись:

— Ты подтверждаешь все то, что говорил только что мастер Номенсен?

Дед хотел, было, поинтересоваться, о чем же таком наплел капитан, но передумал. Посмотрел в окно, проводив взглядом перегружаемые на пироги тела, и ответил:

— Я не хочу ни о чем таком говорить. Просто вытащите нас отсюда поскорее. Пожалуйста.

Затем протянул трубку обратно капитану и уставился себе под ноги.

Но телефоном завладел главарь и тоном, не терпящим возражения, заговорил:

— Надеюсь, мне не стоит говорить обо всей серьезности наших намерений. Итак, наши условия вам известны. Даю вам время до завтра. Завтра совместно с вашим капитаном мы снова будем связываться с вами. Постарайтесь подойти к делу конструктивно. Чем быстрее вы решите вопрос с деньгами, тем быстрее судно получит свободную практику и возможность отработать потраченные деньги.

Нажал на клавишу отбоя и кивнул автоматчикам. Те оскалились и снова схватились за свои автоматы.

— Господин переговорщик! — внезапно заговорил капитан. — Позвольте нам со старшим механиком не идти ко всей команде. Мы уже достаточно пожилые люди. Вреда вам никакого не принесем. Пожелаете — заприте нас в каютах.

— Я вернусь к экипажу, — сказал Баас и без приглашения пошел к двери.

— Старый пьяница, — бросил ему в спину Нема. — А мне разрешите остаться в какой-нибудь каюте.

Главарь коротко усмехнулся и милостиво смежил веки: пусть капитан будет где-нибудь поблизости.

5

Старпом и второй механик переглянулись, все-таки любопытно было узнать, до чего же договорились отцы-командиры с оккупационными властями. Но Баас угрюмо молчал, а душа-капитан из-за двери так и не появился. В воздухе повис призрачный вопросительный знак, плавно передвигающийся от одной группы людей (филиппинцев-урок) до другой (русскоязычной двойки офицеров). Но никто не решался добавить к этому знаку свое предложение.

Застонал кадет. Нахождение в румпельном отделении столь длительный срок явно не способствовало его скорейшему выздоровлению.

Словно, решив, что ему наконец-то задали этот вопрос, Баас заговорил:

— Они только сейчас связались с Хартвельдом. Будут требовать выкуп. Пока никаких решений не принято. Завтра будут снова переговариваться. Еще никаких угроз не объявлено, так что никого убить не собираются. Подождем.

Все единодушно вздохнули. Точнее, выдохнули, потому как все долгое и утомительное выступление стармеха боялись дышать.

— А, — тонким голосом сказал кадет.

— А капитан остается поблизости от телефонного аппарата на случай внезапного контакта, — сразу откликнулся Баас.

Все разом пошевелились. Все стало понятно. Хоть теперь нелепая безвестность подошла к концу.

— Завтра мы погрузимся во мрак. Может быть, конечно, уже сегодня. Топливо в движки-то никто не подкачивает! — сказал Юра. — Неужели они не понимают, что электричество само по себе не возникает?

— Нет, эти не понимают, — вздохнул старпом. — Предел их мечтаний — автомат. Остальное возникнет само по себе.

Когда-то не так уж и давно довелось ему побывать с рабочими, так сказать, визитами в двух странах, расположенных на одном острове посреди Карибского моря. В Доминиканской республике черная братва улыбалась также широко, как и в соседствующей Гаити.

Доминиканцы охотно предлагали белым парням недорогое такси: хоть в магазины, хоть на пляжи, хоть в ночные клубы. Их улыбки подразумевали собой, что степень отдыха может колебаться лишь только от количества американских рублей. Чем больше долларов ты готов выложить — тем радушнее, веселее и изобретательнее делались таксисты. Они же и гиды по совместительству. Пашка за пять условных единиц народного американского банка всей Земли съездил на ночное купание (правда, можно было и пешком дойти до залитого приятным искусственным светом водоема, являющего собой истинную составляющую Карибского моря), выпил бокал пива с орешками и еще поговорил минут пятнадцать с домом.

Через день случилось Гаити. Агент рекомендовал воздержаться от выхода на берег, тем более, что надвигался тропический вечер. Конечно, если ты Джеймс Бонд из «Кванта милосердия», то можно попытать судьбу. Вокруг порта прогуливались такие же улыбчивые негры, но что-то в их оскалах было неправильное. Дети освободительных революций и народных фронтов сопротивления могли улыбаться только в случае мечтательных планов об экспроприации неправедно нажитого имущества. Этим они и жили, вечным поиском чужого имущества. За это и боролись, начиная с середины шестидесятых годов прошлого века, цели нисколько не изменились по сей день. Не удалось им заманить к себе старину Че. Тот решил: «Ну их нафик, у них даже электричество со дня на день должно закончиться. Если и двигать с родимого острова Свободы, пока Федя Кастро со своим братцем — маньяком не замочил до смерти, то уж не на другой задрипанный остров по соседству, а на материк. Там места побольше и люди пока не очень революционеры».

Электричество на Гаити действительно быстро закончилось, революционеры остались по сей день. Вокруг грязь, мерзость, крысы, отупело сидящие посреди дороги, благодатный тропический климат: картошку сажай, бананы. Но некогда — на благо народа освободительную революцию надо творить.

Ночью столица погружается во тьму. Будто некий Чубайс у них главарь. Освещается лишь белоснежный монументальный храм посреди города. Там, наверно, сидят иноки и держат оборону, прости Господи, против революционеров. А у тех уже и оружие подходит к концу: поиздержались как-никак за пять десятков-то лет. Вот и становится пределом мечтаний не трактор какой-нибудь, а автомат. Желательно — Калашникова.

Быть революционером легко. Придумал себе идею — и давай бороться. Зато не надо на пропитание зарабатывать: скоро все будет в изобилии. Пострелял в мифического богача, прибил между делом пару — тройку десятков случившихся людей и можно устало пот со лба вытереть: уф, переработался! Чем неграмотней народ, тем легче их заманить в свое движение. У серой массы доминирующим инстинктом является выживание. Вот они и охотнее всего вливаются в стройные ряды революционеров. Днем он — мирный дехканин, тупо смотрит на свою соху: что это такое? Ближе к ночи уже — орел, непримиримый, воин, гроза прапорщиков. Всех убью, один останусь! А вместо подписи — крестик, такое вот недоразумение. Что нам образование — для собак оно, чтоб на луну гавкать, когда на цепи у хозяина сидят.