Алик Затируха - Искатели сокровищ Страница 24

Обстановка в оргбюро накалялась. Я, как хозяин, попытался разрядить ее.

– Надо думать, становление любой науки – это всегда болезненный процесс. Грустно, конечно, что роль инквизиции в этом случае взяла на себя достоуважаемая Академия Наук.

– Академия – это бы еще ладно, – посетовал Анатолий Васильевич. – А вот власти на местах… Еще и не знают толком, что такое уфология, а уже науськаны против нее. Попадись им кто из нас в руки, того гляди, и впрямь как ведьму на костер поведут… Если бы вы знали, товарищи, как трудно создавать на местах наблюдательные пункты, проводить там опрос очевидцев, организовать сбор материала… Для того, чтобы прорваться в какую-нибудь перспективную аномальную зону, мы тоже вынуждены маскироваться. Выдаем себя за собирателей народных песен глубинки – представляемся фольклорной экспедицией «Светит месяц». А тут иной раз получается, что хрен редьки не слаще. Так насядут на тебя с этими песнями! Такой галиматьи наслушаешься!.. Вы никогда не распаляли какую-нибудь деревенскую старушенцию, чтобы она вам пропела всё то, что пелось на ее долгом веку? И не советую. В своих будущих мемуарах я напишу об этом так: «Когда я очнулся – она все еще пела и пела…»

Анатолий Васильевич был готов рассказывать и рассказывать о том, как нелегко приходится пионерам советской уфологии. Отверженными – не принятыми официальной наукой и властями, не понятыми обществом – чувствовали они себя. Чужаками. Заговорщиками. В тылу неприятеля. Даже самую безобидную информацию им приходилось передавать так, как шёпотом передают новости на оккупированных территориях: «Слышали? Вчера над Кривыми Топорищами опять видели наш „ястребок“…»

– Товарищи! – проникновенно перешел к существу дела Анатолий Васильевич. – Не всегда уфологии быть в загоне. Настанут, обязательно настанут для нее лучшие времена. К этому надо готовиться. Все более актуальной становится необходимость создания единой уфологической организации страны и ее центра. Идет активная подготовка учредительного съезда. Естественно, мы, – Анатолий Васильевич показал на себя и своих спутников, – приложим все силы к тому, чтобы и съезд проходил в Москве, и всесоюзным центром уфологии была признана тоже Москва.

– Неужели кто-то выступает против такой позиции? – выразил я общее недоумение нашего коллектива.

– Еще как выступают! В некоторых региональных организациях нас считают этакими самозваными чиновниками от уфологии и не упускают случая лишний раз ехидно спросить: видели ли в московском оргкомитете хоть одно НЛО? Сомнительная логика, не правда ли? Пушнину тоже ведь не в Измайловском парке добывают, а главк – в Москве… У нас есть уверенность, что на съезде Москву признают центром Северо-Запад, Прибалтика, Украина, Кавказ… То есть, за европейскую часть мы спокойны. Есть подвижки и в Средней Азии. Герман лично организовал уфологические ячейки в Нукусе и Талды-Кургане. Жаль, с Андижаном ничего не получилось. Славе так и не удалось создать там наш филиал.

– Как же его там можно было создать, если ни от кого толком не добиться – НЛО он видел или черт знает что? – объяснял свою неудачу в Андижане Слава. – Ложным был сигнал оттуда.

– Для тебя все сигналы с мест становятся ложными, – снова упрекнул Славу Герман. – В Нукусе и Талды-Кургане до моего приезда тоже была полная неразбериха с показаниями.

– Я не занимаюсь выкручиванием рук. Если человек мне говорит: нет, ничего такого не видел, я так и считаю – не видел.

– Мои методы вполне корректны, – отводил от себя подозрения в выколачивании нужной информации Герман. – Да, определенная настойчивость, я бы даже сказал – напор в работе с населением необходимы. Растормошить, расшевелить, не дать уйти в глухую молчанку. Свидетельства, Слава, добываются, а не выпрашиваются.

– С вашим так называемым напором, Герман, вы везде за полчаса добудете очевидцев и свидетельства чего угодно. У вас и слепой увидит – хоть НЛО, хоть Змея Горыныча.

– А с тобой и зрячие не станут делиться никакими свидетельствами. Да ты и не признаешь никаких свидетельств, пока они не будут заверены нотариусом.

– Герман, Слава, прекратите! – приструнил спутников Анатолий Васильевич. – Бог с ним, с Андижаном, это ли наша головная боль? Вот Пермь и ее подголоски…

При одном упоминании о Перми лица всех представителей московского оргкомитета омрачились.

Пермь в уфологии держалась особняком. Пермская зона щеголяла своей насыщенностью всякими аномалиями. Во всем, что касалось аномалий, Пермь никого не признавала равной себе. Она свысока смотрела на Северо-запад, Прибалтику, Украину, Кавказ и откровенно издевалась над жалкими промосковскими группками в Средней Азии. Притязания самой белокаменной на роль уфологического центра страны Пермь резко отвергала.

Анатолий Васильевич жаловался:

– Бородулин, демагог, не устает повторять: «У нас в самой захудалой деревеньке за две недели видят больше НЛО, чем во всей Московской области – за две пятилетки. Поэтому пусть Москва не тянет на себя одеяло».

– Бородулин – руководитель пермских уфологов? – догадался я.

– Да, князек удельный. Он их там всех в ежовых рукавицах держит. Секретность – как у первых отделов в «почтовых ящиках». Москве, говорит, никакой информации не давать… Есть подозрения, что о нашем единственном визите в пермскую аномальную зону Бородулин лично поставил в известность все областные компетентные органы. Там на нас, как на волков, облаву устроили. Еле ноги оттуда унесли… К сожалению, надо признать, что Урал, Сибирь, Дальний Восток – почти сплошь бородулинские подпевалы. Там нас тоже не жалуют…

Поздний вечер переходил в ночь. Я, уже догадываясь, куда нацелило разговор московское оргбюро, решил ускорить события.

– Что конкретно могла бы сделать наша экспедиция, чтобы Москва утерла нос Перми?

Анатолий Васильевич с трудно скрываемым вожделением ответил:

– Вы очень помогли бы нам, предоставив в распоряжение оргкомитета ваши практические наработки и наблюдения. Хорошо бы и вам самим принять участие в работе съезда. Эх, вот если бы на нем хотя бы с кратким докладом выступил контактер вашей экспедиции…

Как всегда бывало в тех случаях, когда уфологическая или иная общественность проявляла к нему повышенный интерес, Вася тут же боком-боком улизнул от нее. Анатолий Васильевич воспринял этот уход как намек на то, что московскому бюро, прежде чем клянчить что-то, следовало бы вначале выложить на стол переговоров свои козыри.

– Товарищи, – обратился он к оставшимся членам экспедиции. – Мы обязательно предоставим вам статус автономной организации. Один из вас, по вашему выбору, будет выдвинут на пост вице-президента по научно-технической работе. Разумеется, за ним сразу будет зарезервировано место в президиуме с правом вето…

Глава оргбюро твердо обещал, что никто из членов нашей экспедиции не останется в уфологическом обществе лишь рядовым плательщиком членских взносов. С первых же дней все мы займем прочное место среди самых его сливок.

Мы с Моней попросили разрешения посовещаться.

Вместе с отошедшим ранее Контактером тихо пошептались в сторонке. Сработавшемуся коллективу не понадобилось много времени для выработки общего решения. Предложив своему товарищу, у которого после последнего контакта все еще не проходили озноб и ломота в костях, прилечь в палатке отдохнуть, я и Моня вернулись к московскому оргкомитету.

Согласованное мнение нашей экспедиции таково: зазнайку Пермь необходимо поставить на место. Уфологическим центром страны должна быть Москва и только Москва. Мы хотим поспособствовать этому. Но нас, заросших мхом полевиков-практиков, пугает политическая борьба. Нам трудно будет адаптироваться к затхлой атмосфере съездов, комитетов, бюро… Мы празднуем труса при одном лишь представлении о кулуарных интригах, фракционных стычках, спорах о кворуме и вотумах недоверия. Ни у кого из нас никогда не хватит духа воспользоваться своим правом вето. Мы поможем московскому оргкомитету другим. У нас есть чем развенчать уфологические лавры Перми. У нас есть то, что, выражаясь милицейским языком, можно назвать хорошеньким компроматом на пермскую аномальную зону.

– Сразу хочу сказать, товарищи, о терминологии, – сделал я вступление к собственно компромату. – Вы, конечно, понимаете – работа нашего Контактера проходит на таких тонких уровнях сознания, подсознания и еще бог весть чего, что нелепо ожидать при этом каких-то точных стенограмм. Насколько адекватно импульсы, исходящие от экипажа НЛО, трансформируются у Контактера в мысленные образы? Как полно и точно аналитический сектор преобразует эти образы в речевую и письменную формы? Вопросы остаются. И, тем не менее, наша экспедиция берет на себя смелость и уполномочивает московское бюро обнародовать на учредительном съезде следующие факты… Я полагаю, товарищи, вам будет полезно записать кое-что…