Николай Чергинец - За секунду до выстрела Страница 24

Симоха развернул находившийся на столе какой-то сверток, и Славин удивился еще больше:

— Что, лампа? А керосин есть?

— Конечно. Закон тайги. Уходишь из дома хоть и навсегда, а оставь в нем все, что может заблудившемуся человеку пригодиться.

Сержант чиркнул спичкой и зажег лампу. В комнате стало веселее. Симоха сказал:

— Пойдем лошадьми займемся, а затем печь затопим, поужинаем и на боковую.

Они вышли наружу. Симоха, который во время обхода дома уже сообразил, как удобнее добраться к сараю, позвал лейтенанта за собой. Они отгребли снег от дверей сарая и открыли их. Внутри в углу лежала копна сена, и Симоха удовлетворенно заметил:

— Ну вот, видишь? Бывшие хозяева, конечно, и о лошадях не забыли.

Они распрягли лошадей, завели их в сарай, дали овса. Сани остались стоять у дома. Славин и Симоха забрали с них тулупы, мешок с провизией, автомат и боеприпасы, придавили сено сверху жердями, чтобы ветер не растрепал его, и вошли в дом.

Симоха быстро разжег печь, и вскоре в комнате стало тепло и уютно. Они наскоро поужинали и, экономя керосин, погасили лампу.

17

КОРУНОВ

Купрейчика прошиб холодный пот. «Неужели он знает меня? — пронзила его мысль, но тут же приказал себе: — Спокойно, держи себя в руках!» Стараясь не терять своего «пьяного» вида, повернулся к Драбушу:

— Миша, скажи этой гончей, что я таких шуток не терплю.

Драбуш шагнул к Корунову:

— Не болтай чепухи. Это Лешка, свой кореш. Рванул из-под конвоя. Зря ты так на него, я ведь того, кого не знаю, не приведу.

Но Корунов продолжал сверлить Купрейчика злыми узкими глазами. И столько звериной злобы было в них, что Алексею захотелось кончить весь этот маскарад, выхватить маузер, спрятанный под мышкой, и приказать всем лечь на пол. Но нельзя было делать этого. Сотрудники уголовного розыска многое еще не знали: где хранится похищенное и кто соучастники Корунова. В конце концов, даже прямых и, самое главное, неопровержимых доказательств вины самого Корунова пока не добыто. Алексей спросил у Драбуша:

— Это у него ты меня хотел поселить?

— Нет, нет. Он сам сюда в гости завалил, живет он в другом месте. Раздевайся, Леха, и не обращай внимания на него, мужик он свой, проверенный. Вот только в последнее время дрожать за свою шкуру начал. — Драбуш взглянул на Корунова и улыбнулся: — Ты, Вовка, считаешь, что она с каждым годом дороже становится?

И тут Драбуш вдруг изменился. Его веселый взгляд неожиданно стал злым и колючим, как и у Корунова. Припадая на правую ногу, он еще ближе подошел к Корунову и с угрозой сказал:

— Вовка, ты меня знаешь не первый год, я не люблю, когда со мной так ведут себя. Поэтому предупреждаю, если ты хоть раз еще будешь передо мной так выкобеливаться, то я не ручаюсь за себя и не посмотрю, что ты мне друг! Понял?

Корунов опустил глаза и миролюбиво проворчал:

— Ладно, не заводись. Сам понимаешь, в каком я положении. В каждом новеньком конторского посла вижу.

Корунов подошел к Купрейчику и протянул руку:

— Давай познакомимся. Я — Владимир.

Они пожали друг другу руки. Разговор велся вяло, чувствовались натянутость и настороженность.

Для Купрейчика постепенно прояснялась ситуация. Драбуш привел его в квартиру, где проживали муж и жена. Их квартира состояла из двух небольших комнат и полутемной, с постоянно завешенным окошком кухни. Оказалось, что хозяин ушел в магазин, чтобы отметить приход Корунова. Он пришел скоро. На столе появились две бутылки водки, наспех нарезанная колбаса, лук, сало.

Хозяина звали Иваном. Его лицо заросло рыжей щетиной, и выглядел он наверняка старше своих лет. Добродушный и словоохотливый, он весело улыбался всем, даже незнакомому человеку, и пригласил садиться за стол.

Выпили по полстакана водки. Купрейчику, которому сегодня приходилось пить уже второй раз, было не по себе. «Как бы не опьянеть, — тревожно думал он, выпивая водку, — надо держаться. Может, им только и надо, чтобы напоить меня». Алексей набросился на еду. Вскоре Иван снова наполнил стаканы, и Купрейчику опять пришлось пить «за знакомство» и «за дружбу». Нервное напряжение сказывалось, и капитан пока не опьянел. Правда, он как бы между прочим сказал, что они с Драбушем уже выпили, и делал вид, что быстро пьянеет. Корунов сидел напротив. Он был по-прежнему хмур и неразговорчив. Смотрел настороженно. После очередной рюмки он впервые обратился к Купрейчику:

— Откуда рванул?

— С этапа. В вагоне пол разобрали, а когда со станции состав начал трогаться, мы трое и рванули, остальные побоялись.

— За что срок получил?

— За многое... — Алексей выждал немного и только после этого пояснил: — Пару магазинов взяли, около десятка квартир, с десяток гоп-стопов, в том числе офицера какого-то шилом слегка задел...

Алексей по лицам слушателей видел, что его слова произвели впечатление. Правда, Корунов сохранял прежнее выражение лица, но то, что он продолжал задавать вопросы в более уважительной форме, говорило о многом. Он спросил:

— А где те двое, что рванули с тобой?

— Один сразу двинул на юг, а второй со мной в Минск приехал. Здесь у него должны быть довоенные знакомые. Мы разошлись, но договорились, что будем подваливать с восьми до девяти вечера на вокзал по вторникам, четвергам и субботам.

— Сегодня суббота, чего ты не пошел?

— Еще рано, если захочу, то, может, и пойду.

— А ты сам откуда?

— Как откуда? — переспросил Алексей.

— Родился где?

— На Украине, в Харькове. — И Купрейчик сам неожиданно спросил: — А ты откуда?

— Я? — удивился Корунов. — А зачем это тебе?

— Да чтобы знать, где такие придурки родятся, и эту местность стороной обходить.

— Это зачем же эту местность стороной обходить? — вспылил Корунов. — Может, оттого, что могут распознать, какой человек повстречался?

— Нет, только потому, что из них хорошие следователи получаются. Я ведь на своем веку много таких встречал. Они тоже, как ты сейчас, напротив меня через стол, только без закуски и водяры, сидели и вопросики наводящие «кто?», «откуда?», «что совершили?» задавали.

В перепалку вмешался Драбуш:

— Ладно, хлопцы, завязывайте. Давайте лучше выпьем...

— И засмалим, — поддержал хозяин и протянул Купрейчику пачку с папиросами: — Закуривай, Леха.

Купрейчик молча взял папиросу, размял ее и тут увидел, что Корунов протягивает горящую спичку:

— Закуривай и не заводись. Сам должен понимать, в нашем деле осторожность нужна, как той попадье, когда с монахом батюшке изменяла.