Хайнц Конзалик - 999-й штрафбат. Смертники восточного фронта Страница 24

— Ох и красивая ты, Танюшка…

— Ты лучше прочти бумаги, Сережа.

Раздув в плите огонь, она повернулась к нему:

— Сейчас заварю тебе крепкого чаю.

Лицо девушки раскраснелось от огня.

— Когда тебе надо уходить?

— Через два часа.

Деньков накрыл узкой ладонью исписанные листки:

— Как тебе удалось их раздобыть?

— В комендатуре. Меня взяли туда уборщицей. И вот один фельдфебель зазвал меня к себе в комнату, а сам решил сходить за шнапсом и вином. Его довольно долго не было, вот я и списала эти бумажки, а потом тайком вынесла и сохранила у себя. Вот здесь, — улыбнулась она, показав на грудь. — Я не стала его дожидаться, взяла и ушла. А что, в них какие–нибудь ценные сведения?

— Еще и сам не знаю. Речь идет о новой немецкой части. Вот только почему тут ни номера, ничего. К тому же на них нет погон. Представляешь, вообще без погон. Очень все это непонятно…

Поднявшись, Деньков подошел к Тане:

— Вот тебе, девочка моя, и предстоит это выяснить. Но только без помощи фельдфебеля!

— Ты сегодня на ночь останешься здесь, Сережа? — тихо спросила Таня.

— И хотел бы, да не смогу. Меня ждут в лесу.

Еще час, и ему придется прошмыгнуть незамеченным через немецкие посты охранения. Нищему оборванцу, который с хлеба на воду перебивается, предстояло пешком топать по снегу к затерявшейся в лесной глуши хатенке. Немецкие постовые у деревянного моста через Днепр, как обычно, окликнут его:

— Стой! Куда тебя несет, черта хромого?

А он, заискивающе улыбнувшись, ответит:

— Домой, домой — живу я там.

Постовой кивнет, как это уже не раз бывало, — что взять с этого нищего полудурка в идиотском треухе?

За Оршей его поджидали сани, запряженные двумя лошадьми, — Федя приехал. Они стремглав понесутся окружным путем мимо Бабиничей к Горкам. Слишком уж обширная местность здесь, за всей не углядишь — маловато у немцев народу. И тут подступил лес, темный, грозный, протянувшийся до самого горизонта. «Волчьим краем“ прозвали его крестьяне из Горок и Больших Шарипов. Правда, теперь там было куда больше людей, чем волков. Впрочем, и их можно было считать волками — сталинскими волками — вторую партизанскую роту под командованием старшего лейтенанта Красной Армии Сергея Петровича Денькова.

— Чай готов, — негромко сказала Таня, вырвав Денькова из раздумий.

Она решила вскипятить воду прямо на огне в ковшике — ставить самовар пришлось бы долго, а времени не было.

Усевшись рядом с Сергеем, она стала смотреть, как он потягивает из блюдца горячий зеленоватый чай.

— Они даже предлагали мне в переводчицы идти, потому что чуть–чуть говорю по–немецки. Как думаешь, Сережа? Соглашаться?

— Конечно! Что тут раздумывать? Соглашайся! — оживился он. — Ты же тогда все будешь знать.

— А ты… Ты чаще будешь приходить?

— Может быть…

Он посмотрел прямо в большие карие глаза. Смеркалось, в сгущавшейся темноте хаты белели очертания ее узкого личика.

— Красивая ты, — повторил он. — Тебе придется от них отбиваться…

— Сережа! Если бы ты знал, как я их ненавижу!

— Но они–то — как раз наоборот.

— Никогда! Не бывать этому.

Отведя взор, девушка посмотрела на пламя печи. Сергей машинально последовал за ее взглядом. За печкой в специальном углублении в стене лежал заряженный и снятый с предохранителя армейский пистолет.

— Через полгода Витебск и Орша будут наши, — произнес Сергей хрипловатым от возбуждения голосом. — И мы поженимся с тобой, Танюшка. Каких–нибудь полгода… Ничего, выдержим!

Таня мужественно кивнула и, смахнув слезу, улыбнулась.

— Уходишь?

— Ухожу.

Сергей поцеловал ее на прощание в холодные губы.

— Ну, с богом, — прошептала она.

Быстро выйдя из дома, Сергей перемахнул в темноте двор. С богом, повторил он про себя, чего это ей вздумалось упоминать о боге? Ему бы и в голову не пришло. Сергей был большевиком, и дела до бога ему не было никакого. Его богом была партия, Россия и смертельная ненависть к немецким оккупантам. Именно они и заполняли его жизнь, всю, без остатка, и богу в ней места не оставалось.

Гауптман Барт явился с докладом к военному коменданту Орши. Пожилой майор, похоже из запасников, чувствовавший себя явно не в своей тарелке в русской глухомани, просмотрев документы Барта, поднял на него поверх очков взгляд водянистых глаз.

— 999–й, говорите? Батальон? А какого полка, дивизии?

— Дело в том, что 999–й батальон — отдельное подразделение. Это штрафной батальон, герр майор.

— Штрафной?

— Так точно, герр майор.

— Гм.

Пожилой майор смерил гауптмана Барта недоверчивым взглядом. Явно из кавалеристов, мелькнула у Барта мысль. Так осматривают жеребца, который вдруг стал прихрамывать. Но я на него не в обиде. Чем я для него лучше концлагерного надзирателя?

— А вы, как я понимаю, командир этого батальона?

— Так точно, герр майор. Мое подразделение переброшено сюда, в Оршу, на испытание фронтом.

— На испытание фронтом? Да–да, конечно.

Майор вновь критически оглядел Барта:

— В общем, мы с вами еще увидимся. Или же у вас есть какие–либо особые задания?

— Так точно. Батальон будет использован в ходе операций на тыловых участках фронта. В первую очередь для выполнения спецзаданий, лежащих вне пределов компетенции других частей, — чуть иронично уточнил Барт.

— Понимаю.

Майор даже не счел необходимым скрыть охватившую его брезгливость. Взглянув на орденские планки Барта, он выпятил нижнюю губу:

— Так вам уже довелось повоевать?

— С первого дня. Польша, Франция, а с 1941 года и по нынешнее время Россия. Я был среди тех, кто своими глазами видел башни Москвы.

— А теперь в 999–м батальоне?

— Так точно, герр майор. Добровольно.

— Добровольно?

Военный комендант Орши стал подчеркнуто тщательно укладывать документы в портфель, словно пытаясь скрыть охватившее его смущение.

— Был бы рад встретиться с вами в один из ближайших вечеров, герр гауптман. За бокалом доброго грога. Я пришлю к вам своего денщика.

— Весьма благодарен, герр майор, — с едва заметной улыбкой ответил Барт.

Значит, старик проглотил наживку. Или — выражаясь на кавалерийской фене — конь непокорно бьет копытом, но стоит чуточку взнуздать его, и он как шелковый. Никогда не знаешь наперед, что к лучшему, а что нет…

Пока гауптман Барт докладывал коменданту о прибытии в Оршу батальона, Дойчман сидел в своем временном пристанище и писал письмо Юлии. Полуразрушенная крестьянская хата едва освещалась парой свечей. Стоило кому–нибудь распахнуть дверь, и пламя их трепетало, грозя вот–вот погаснуть. То резкие, то вновь расплывавшиеся тени плясали на закопченных бревенчатых стенах, забегая и на лист бумаги, на который ложились ровные строки.