Густав Эмар - Следопыт Страница 24

— Но скажите, к чему все эти предосторожности и оговорки, сеньор? Я что-то не совсем понимаю! — спросил дон Торрибио, раскуривая сигару.

— Вы поймете, когда убедитесь на опыте, что мы со всех сторон окружены шпионами и соглядатаями! Вы полагаете, что здесь, в глуши, в стране почти безлюдной, где жители большей частью кочевники, за нами не следят, — и ошибаетесь: все, что делается у меня на асиенде, известно. Счастье ваше, что вы попали ко мне случайно, что ваша продолжительная болезнь на время заставила замолкнуть всякие подозрения, но это затишье пред бурей. Знайте, что с того самого момента, как вы покинули Мексику, за вами следили; только вы ловко сумели сбить их с толку; они не могут допустить, чтобы человек, на которого возложена такая серьезная миссия, мог быть так весел и беспечен: бродить, как случится, по лесам и полям, охотясь и восхищаясь дикой природой, не стараясь даже сближаться с людьми, среди которых находит временный приют. Все это, конечно, прекрасно, но теперь настало время приступить к делу, и потому нам следует держаться как можно дружнее и теплее.

— Я готов действовать! Как вам известно, я имею самые широкие полномочия от правительства. Все предоставлено на мое усмотрение. Итак, вы видите, что мы с вами можем действовать, как угодно, лишь бы дело это удалось нам!

— Оно должно удаться: глядя на вас, я не сомневаюсь в успехе.

— О-о! Это уж чрезмерная похвала, сеньор! — смеясь, заметил молодой человек.

— Нет-нет, я располагаю сведениями, подтверждающими ваши выдающиеся способности. О ваших высоких достоинствах пишет сам министр юстиции — его передал мне Пепе Ортис. Я весь к вашим услугам, располагайте мной, как вы найдете нужным. Если все растреадоры Аргентинской республики походят на вас, то негодяем всякого рода там плохое житье!

— О, есть несравненно более опытные и искусные, чем я! — сказал дон Торрибио, улыбаясь. — Ведь, в сущности, я не профессиональный растреадор…

— Простите, но мне кажется очень странным, почему вы, будучи так богаты, приняли на себя дело, в котором сто раз на дню рискуете своей жизнью?

— Я и сам затрудняюсь объяснить это — даже самому себе. Мне почему-то сразу показалось, что это дело — мое личное даже в большей мере, чем дело всей этой страны.

— Однако, насколько я знаю, вы ведь вовсе не гонитесь за наградой!

— Конечно, в случае успеха я не приму никакого вознаграждения!

— Странно, — прошептал асиендадо. — Вы, конечно, — продолжал он, обращаясь к своему собеседнику, — выработали известный план, сделали кое-какие заметки во время вашего продолжительного путешествия по стране?

— Да, разумеется, но прежде, чем я сообщу вам этот план и мои предположения, я хотел бы получить от вас некоторые сведения о неприятеле, против которого мы должны бороться. Мне говорили, что никто их так хорошо не знает как вы!

— Это правда, кабальеро! Вот уже двадцать лет, как я веду против них глухую борьбу, которая день ото дня становится все более серьезной, и говорю вам, что я их выведу на чистую воду или погибну!

— Хм! Видно, в вас говорит самая искренняя ненависть!

— Нет, более того, сеньор! У меня нет слов, чтобы выразить вам то чувство, которое мне внушают эти негодяи! Чего бы мне ни стоило, а я изобличу вождей этого опасного общества и отомщу им или же сам погибну, как я уже сказал вам.

— А, это месть!

— Да, месть, самая ужасная, самая беспощадная! — мрачно подтвердил асиендадо. — Быть может, когда-нибудь открою вам мою тайну.

— Я весь к вашим услугам, вы вполне можете рассчитывать на меня! Клянусь вам в этом!

— Благодарю вас, кабальеро! Быть может, придет такая минута, когда мне придется напомнить вам ваши слова.

— В этом не будет надобности, я готов помочь вам в любую минуту. Ну, а теперь расскажите поподробнее об этом обществе, так как министр юстиции мог дать мне лишь очень смутное представление о настоящем положении дел, предложив обратиться со всеми расспросами к вам.

— Так слушайте. Провинции Аризона, Сонора и Синалоа в силу своего отдаления от правительственных центров и своего положения на индейской границе а также и благодаря своим минеральным богатствам издавна являлись излюбленным местопребыванием всякого рода отщепенцев человеческого общества, воров, разбойников, грабителей и мерзавцев всякого рода. Но надо сказать, что преступники собираются в небольшие разрозненные шайки, почти всегда враждующие между собой и всегда немногочисленные, действующие без всякой определенной системы, не имеющие ни вожаков, ни какой бы то ни было организации, постоянно разбиваемые и постоянно возрождающиеся. Раньше мало вредили стране. Жители были всегда настороже — и жизнь шла своим чередом. Но вот возникла война за независимость Мексики. Война эта породила героев, но лучшие из них погибли — кто в бою, кто преданный и проданный врагу и беспощадно расстрелянный или замученный бесчеловечной пыткой. Был момент, когда инсургенты — совершенно дезорганизованные, без оружия и почти без вождей, способных руководить ими, — были преследуемы, точно дикие звери в лесах и горах, и принуждены искать убежища в самых потайных углах родной страны. Деморализация и упадок духа были общие; казалось, Испания одержит верх. Только еще несколько горстей герильяс держались кое-где, предпочитая смерть на поле брани постыдной покорности ненавистному игу испанцев. К несчастью, эти мужественные и доблестные герильяс22, терпевшие повсюду поражения, лишь с большим трудом находили себе пропитание и боевые припасы. Всякая дисциплина исчезла, — и солдаты, побуждаемые голодом и крайней нуждой, превратились в разбойников. И вот тогда-то вдруг образовалось это ужасное общество платеадос. Это — таинственная шайка, которая за пятнадцать лет успела опутать своей сетью всю Мексику. Платеадос первоначально объявились в Соноре и оттуда уже распространили свою невидимую власть на всю республику. Их присутствие чувствуется во всех провинциях, но никто их не видит, никто не знает их вождей и не может указать на них. Это отнюдь не простые разбойники; нет, они распространены во всех классах общества: на каждой ступени общественного положения у них есть приверженцы и участники. Вы можете увидеть их во всяком платье, к ним принадлежат люди самых разных национальностей; они в совершенстве исполняют любую роль и клянутся, вступая в шайку, никогда не покушаться на воровство на сумму ниже десяти тысяч пиастров. Все они, то есть, конечно, вожаки и предводители, отличаются необычайной роскошью в одежде и конской сбруе, которая у них почти сплошь покрыта серебром. Отсюда, кстати, и название — платеадос23.