Глеб Голубев - Искатель. 1971. Выпуск №5 Страница 24

— Ну, Гришу, макаку-резуса. Спросите: он меня замуж возьмет?

— Нет, — тихо говорил хозяин и клал было трубку, но спохватывался на полдороге и дико орал в пластмассу: — Ду-у-ра!

В трубке слышался смех. В какой-то далекой телефонной будке был достигнут эффект веселья.

…Хариус развернулся, сделав крохотный водоворот наверху, ткнул носом мешку, и темная спинка его растворилась в темной воде. На том месте, где он ткнул мошку, остались еле приметные круги воды.

Из-за кустов со стороны полигона прыгнул влажный холодный ветер. Кусты зашумели, и несколько ледяных капель упало Льву Бебенину на лицо. Вода покрылась черной рябью. Ватная пелена вверху разорвалась, и в средине ее образовался холодный зеленый просвет, похожий на рыбий глаз.

Далеко на прииске дробно затрещал тракторный пускач, и через мгновение взревел и заклокотал дизель.

Далекий звук трактора слился с мелодией, которую играл тот пианист под утро, после сороковой сигареты и неизвестно какой рюмки. Он играл собственного сочинения реквием. Это была настоящая музыка. Тут Бебенин мог поручиться, так как все-таки почти кончил училище по классу виолончели. Пианист играл реквием, и всегда в таких случаях выходила соседка, женщина-инженер с какого-то завода, выгоняла всех, кто был в комнате пианиста, и открывала форточку. Пижоны ее боялись, боялся и Бебенин. Соседка, до того как стать инженером, прошла всю войну санитаркой. Тяжеловато было с ней спорить.

И тут снова без всякой, видимо, связи с этим воспоминанием Лев Бебенин, несостоявшийся виолончелист, как-то вздрогнул, вытряхнул содержимое швейцарской сумки, осторожно положил самородок на дно, прикрыл его травкой, забросал рыболовной снастью, катушками японской лески, коробками шведских крючков.

«Умей поставить в радостной надежде на карту все, что накопил с трудом…» — так писал поэт колониализма Киплинг, воспевавший твердых людей.

На прииске заработал еще один дизель. Начинался трудовой день. Бебенин посмотрел на часы. Семь утра. В семь прииск уже на ногах. Встречные начнут расспрашивать насчет рыбы. Надо прийти с другой стороны. Позднее восьми. Коллеги будут еще спать, приисковые уйдут на работу.

Он вскинул сумку на плечо и пошел от речки через кусты, огибая полигон. Вскоре он промок насквозь, только ноги в резиновых сапогах были сухи.

Кустарник сменился болотом, поросшим редкими лиственничками.

Ни мало ни много Беба чувствовал себя наследником старого племени таежных золотарей. Ничего были ребята, с оружием в руках.

На близкой трассе, натужно завывая, шел на подъем МАЗ. Беба переждал, пока завывание исчезнет. Из кустов осторожно осмотрел трассу вправо и влево. Трасса была пуста. В три прыжка он пересек ее и углубился в таежную хмарь. Именно с этой стороны он и решил выйти в поселок.

Выжидая время, долго курил на пеньке.

Тайга на него давила. Он даже курил по-другому: спрятав сигарету в кулак.

Получалось так: сдай самородок в кассу — живи спокойно. Но, ясное дело, часто будешь об этом жалеть и еще больше будешь жалеть, когда дружки разные, приятели начнут свои хохмочки. Сдать так, чтобы никто не знал, вряд ли удастся. В газете еще напечатают, оповестят на весь Союз. Где-то в уголке мозга мелькали смутные видения жизни.

Но эти видения жизни были как-то действительно смутны и неясны. Ну много денег. Ну выпивка, закуска, сногсшибательный гардероб. Несерьезно все это. В путаных жизненных связях Льва Бебеняна числилось знакомство с одним индивидуумом, работавшим по валюте. У того было много денег. Но не было яркого блеска жизни, калейдоскопа чудес «все позволено», не было шепота зависти и восхищения. И кончил он очень плохо. Сумрачно кончил: в колонне, под часовым, на лесоповале… Да-а…

А совсем уж сбоку всплыла нелепая в этот момент мысль о том, что собирался стать виолончелистом. И стал бы, если бы не бросил. А почему бросил? Потому что лет двадцать труда и впереди туманная перспектива славы. Зачем пятидесятилетнему деньги и слава?

Необходимо быть мудрым, как змий. Мудрым и точным. Лев Бебенин курил сигарету за сигаретой, оттягивал время. На прииск необходимо прийти с готовым решением. Изнанка жизни ему знакома, и он представляет все опасности липкой от страха тропы подпольной торговли золотом. Но он не украл, он нашел. И всего один раз. Можно на сей раз всерьез начать Новую Жизнь. Да, да, такие подарки судьба повторять не будет.

Небо на востоке стало холодного желтого цвета. От тайги за спиной шла темная сила, крепила душу. Не будь сопляком, сказал себе Беба. Надо только найти необходимого человека. Паспорт ему предъявлять не обязательно. Не будь сопляком, не смеши народ. А может, на этом прииске каждый в чемодане по килограмму держит? Не Пролей Капельки, например.

3

Не Пролей Капельки давно перешагнул грань, когда человека интересует фотография на Доске почета или заработок сверх минимально необходимого. Он, что называется, отхильхял — сей местный термин означает равнодушие человека ко всему, кроме выпивки, сна и еды. Перегорев в незапамятно дальние времена шального золота и лихой старательской добычи, Не Пролей Капельки работал кочегаром в поселковой котельной и в утренние часы ждал, когда к нему придет смерть. В целом же он был беззлобен, услужлив и числился достопримечательностью поселка, так же как окрестные сопки.

Когда Бебенин приблизился к нему, он сидел на пороге бездействующей по летнему времени котельной и разбирал водопроводный кран. В местах, где строят дома, на такие предметы всегда спрос.

— Привет! Будем жарить закуску? Наловил харюзов-то?

Беба вынул из сумки большую бутылку вина, по дороге он зашел-таки в магазин.

— Нет хариусов, — сказал он. — Рыбка плавает по дну…

— Эт-ти чернила можно без закуси, — сказал Не Пролей Капельки. — А знаешь, почему харюзов нет?

— Почему?

— Снасть у тебя очень блескучая. Для такой снасти необходим… водоем. Чтобы берега мрамором выложены и разные там эвкалипты. А у нас что… ручьи!

— Кончай баланду, — подлаживаясь под тон, сказал Бебенин. — Давай посуду. И расскажи что-либо. Например, про прошлые времена. Про золото там. Уголовников помнишь, наверное. Ведь помнишь, а? Места у вас знаменитые.

Над прииском плыл нормальный трудовой день. Издалека доносился рокот бульдозеров. Прошел в небе самолет ИЛ-14. Прогрохотал куда-то вертолет. Стайка ребятишек отправилась в тайгу. Поселок был пуст, почти вымер, ибо шел промсезон.

Они сидели на пороге котельной, и Беба умело вел беседу по извилистому и крайне интересному руслу.