Рэки Кавахара - Ускоренный мир. Том 6. Жрица очистительного огня Страница 25

– …С-скажи, семпай, почему ты собралась чистить вольер? Студсовет, да еще и комитет живого уголка… ты же не можешь заниматься и тем, и другим одновременно?

– Ааа, это, понимаешь…

Тут Черноснежка, словно осознав что-то, замолчала и быстро понажимала что-то на виртуальном рабочем столе. В поле зрения Харуюки тут же появилось сообщение о продлении разрешенного времени пребывания в школе. Кинув взгляд на часы, он обнаружил, что до шести вечера оставалось семь секунд. Харуюки попытался было поблагодарить, однако Черноснежка остановила его взмахом руки и продолжила говорить:

– …Понимаешь, поскольку в комитете живого уголка всего три человека, к тому же, скорее всего, выбранных по жребию, я пришла к выводу, что вычистить вольер за короткое время будет невозможно. Я пообещала Утай подготовить вольер как можно скорее. Я решила сама помочь с чисткой, пока не выйдет продленное время пребывания в школе, но… Просто не верится, что ты не только вошел в комитет живого уголка, но и очистил этот несчастный вольер меньше чем за два часа. Ты молодец, Харуюки-кун…

Она ласково улыбнулась и энергично кивнула; при виде этого у Харуюки вдруг сдавило грудь. Не зная, как реагировать, он молча стоял и смотрел Черноснежке в глаза.

Если по-честному, я ведь хотел схалтурить. Но подумал, что ты сейчас наверняка изо всех сил стараешься, а раз так, то я тоже должен стараться. Но ты… даже после того, как закончила свою собственную работу, решила помочь чистить вольер…

Неизвестно, докуда мог бы дойти его внутренний голос, но тут Черноснежка снова медленно кивнула.

Эти секунды, полные магии, оборвались, когда в окне чата со сверхвысокой скоростью побежала розовая строка:

«UI> Прошу прощения, что прерываю ваши гляделки, но хотелось бы как можно быстрее узнать: Арита-сан и Сат-тин что, друзья?»

Заморгав, Черноснежка перевела взгляд на стоящую справа от Харуюки Утай и сказала:

– А, ну да. То есть извини, Уиуй, ты же до сих пор не в курсе. Небрежность с моей стороны.

Сат-тин? Уиуй?

В ушах Харуюки, обалдело переводящего глаза с одной девушки на другую, раздался голос Черноснежки, который просто и коротко объяснил:

– Видишь ли, Уиуй, Харуюки Арита-кун – боец передней линии моего легиона и мой Ребенок.

– ?!. !!?!?

«Че-че-чего ты такое говорииииишь?!» – мысленно завопил Харуюки, а в его поле зрения уже появился ясный ответ Утай:

«UI> А, теперь понятно. Значит, Арита-сан и есть тот самый Сильвер Кроу, да?»

– !!!??!!!!?!?

Я-я-я тут ни сном ни духом, а они уже вт-т-т-торжение в реале устроили!

На автомате Харуюки бросился было наутек, однако дверь была заперта и не хотела открываться, сколько бы он ее ни дергал. И тут в спину ему раздался чуть раздраженный голос Черноснежки:

– …Эй, Харуюки-кун. Я думала, что по ситуации ты и сам уже обо всем остальном догадался. Утай Синомия – тоже Бёрст-линкер, как и мы с тобой; более того, она была членом первого «Нега Небьюлас».

Глава 5

Никому больше верить не буду.

Так мысленно пробормотал Харуюки в стиле какого-нибудь темного героя из старой манги, который произносит эти слова, опуская правую руку с пистолетом, а левой зажимая рану.

Он сидел съежившись на диванчике, держа в руках чашку черного чая. Это был первосортный дарджилинг, собственноручно приготовленный Черноснежкой, однако Харуюки еще не настолько отошел от шока, чтобы наслаждаться его сладким ароматом.

Никому больше не верить – это слишком, конечно, но – по крайней мере, всех подозревать. Каждый раз, когда кто-то внезапно появляется и спокойно обращается со мной как с человеком, он обязательно оказывается Бёрст-линкером. К тому же еще и высокоуровневым ветераном. Без исключений.

С этой решимостью он кинул взгляд на диванчик напротив; сидящая там Утай Синомия с серьезным лицом наливала молоко в свою чашку. Налив, видимо, ровно столько, сколько надо, она кивнула и, поставив кувшин, принялась аккуратно мешать ложечкой.

Глядя на это детское поведение, Харуюки не мог ухватить все то, что только что произошло. Утай – ученица четвертого класса начального отделения школы Мацуноги, управляемой той же организацией, что и Умесато. Она родилась в сентябре тридцать седьмого, значит, сейчас ей девять лет и девять месяцев. Она на два года младше, чем даже Нико, Красный король.

Первый «Нега Небьюлас» перестал существовать после бунта его командира Блэк Лотус два с половиной года назад, значит, Утай тогда должно было быть всего семь лет. Сколько же ей было, когда она стала Бёрст-линкером?

Задавая себе этот и множество других вопросов, Харуюки потягивал свой черный чай. Сидящая слева от него Черноснежка поставила чашку на блюдечко и начала разговор несколько неожиданным образом:

– Кстати, Утай, вчера на тебе тоже нейролинкера не было. Ты всегда его не носишь?

Утай, не выпуская из правой руки чашку чая с молоком и периодически отпивая из нее, принялась мастерски печатать одной левой. Самое жуткое, что ее скорость от этого практически не пострадала.

«UI> Ага. Потому что, когда я его надеваю, мне начинает страшно хотеться отправиться в тот мир».

– Можно ведь и отправиться, что такого? За тебя, в отличие от меня, награду никто не назначал. На тебя не должны пачками валиться разные неприятные типы, как только твое имя покажется в дуэльном списке.

«UI> Я пару раз в месяц дерусь соло в нейтральной зоне в Сэтагае. Мне этого достаточно. Желать чего-то большего я себе не позволяю. Ведь на мне отчасти лежит вина за гибель того, старого "Нега Небьюлас"».

– А?! – вырвалось у потрясенного Харуюки.

Уставившись на окно чата в своем поле зрения, он раз за разом перечитывал то, что напечатала Утай, но какого-то другого смысла в ее словах уловить не мог.

«Гибель "Нега Небьюлас"».

Эти слова Черноснежка произносила не раз.

Блэк Лотус, Черный король, два с половиной года назад на совещании семи королей отрубила голову Рэд Райдеру, Красному королю, призывавшему заключить пакт о ненападении между всеми девятиуровневыми, и стала изгоем. В результате распался и руководимый ей первый «Нега Небьюлас». До сих пор Харуюки все понимал – но.

В ожидании объяснений он повернул голову к сидящей по соседству Черноснежке, до сих пор не переодевшейся из своей физкультурной формы, однако та меланхолично смотрела в чашку и рта не открывала. И Утай, держащая левую руку на голографической клавиатуре, тоже ничего больше не печатала.

Повисло тяжелое молчание; лишь видно было, как свет, вливающийся через северное окно, постепенно тускнеет. До летнего солнцестояния оставалось всего ничего, однако было уже полседьмого, и, естественно, небо начало темнеть.