Лев Линьков - Большой горизонт Страница 26

— А ведь Атласов не обмолвился об этом ни единым словечком,— сказал я Баулину.

— Пора бы вам уж и привыкнуть,— улыбнулся капитан 3 ранга.

— Пора,— в тон ему согласился я. Разговор происходил в штабе базы вечером, , после моего возвращения с мыса Скалистый.

— Тут все описано самым подробнейшим образом,— показал Баулин одну из газетных вырезок, наклеенных на стенде.

Вырезка изрядно пожелтела, но текст офи­циального сообщения все же можно было про­честь.

«На одном из участков государственной гра­ницы СССР, в районе Дальнего Востока, некото­рое время тому назад был задержан при попытке проникнуть на советскую территорию некто Гри­горьев. Пограничники за­держали Григорьева в тот момент, когда он плыл к берегу в легком водолазном костюме, снаб­женном дыхательным ап­паратом.

В ходе следствия Гри­горьев показал, что в 1947 году, похитив в г. Т. крупную сумму государ­ственных денег, он бежал из СССР через южную границу. В столице од­ного сопредельного госу­дарства Григорьев познакомился с подданным другого государства, вы­дававшим себя за корреспондента американской газеты. «Корреспондент» предложил ему сотруд­ничать с американской разведкой.

Вскоре предатель был доставлен в Западную Германию, в один из разведывательных центров, город М., и определен в К-скую школу диверсан­тов.

Григорьев показал:

«В школе нас обучали шпионажу и диверсиям. Мы изучали там радиодело, топографию, трени­ровались в прыжках с парашютом, стрельбе. Большое место в программе обучения отводи­лось способам подрыва железнодорожного по­лотна, мостов, портовых сооружений, технике со­вершения диверсий на военно-промышленных объектах. Нас учили пользоваться бикфордовым шнуром, запалами, толовыми шашками, электри­ческой подрывной машинкой. В одном из близ­лежащих к школе районов с нами проводили практические занятия по подрыву рельсов, труб, столбов. Офицеры-разведчики объясняли способ приготовления термита для поджога сооружений и показывали, как вызвать пожар с помощью самовоспламеняющейся массы, находящейся в небольших металлических коробках, похожих на портсигар».

После окончания обучения в Западной Герма­нии Григорьева отправили за океан, где он, про­должая изучать радио-, авто- и стрелковое дело, приемы самбо, отрабатывал легенду, которой ему надлежало пользоваться после проникнове­ния на советскую территорию. Завершением подготовки было трехмесячное пребывание на небольшом японском островке. Тут Григорьев тщательно знакомился с районом выброски. Его периодически вывозили на военном корабле в открытое море и спускали на воду в плаватель­ном костюме. Он должен был самостоятельно до­бираться до берега, поддерживая радиосвязь с кораблем.

Задание, полученное Григорьевым, состояло в том, чтобы произвести фотографирование опре­деленных участков побережья, попытаться завер­бовать двух — трех человек из числа советских граждан в качестве агентов для последующего использования их на шпионско-диверсионной ра­боте против СССР. Григорьев должен был также добыть для иностранной разведки советские до­кументы: паспорта, партийные, комсомольские и военные билеты.

Бдительность советских пограничников пре­секла осуществление этих заданий...»

— Представляете, что бы мог натворить этот тип, не заметь его Кирьянов? — сказал капитан 3 ранга.— Конечно, его задержали бы и на бе­регу, но, возможно, не сразу. Лучше уж таких субчиков не допускать до берега.

— Зачем же его отправили в плавание во время затеи со ставными неводами?

— А это яснее ясного. Они специально ждали, когда начнется массовый ход лосося. Вроде бы самое лучшее отвлечение нашего внимания. Нам ведь не раз приходилось иметь дело с такими от­влекающими, совмещенными операциями.

— Словом,— произнес Баулин свое любимое словечко,— американские эсминцы не зря тогда крейсировали у острова С. И самолет их летал неспроста.

— Как же все-таки Кирьянов изловил этого субъекта?

— Кирьянов с Милешкиным,— поправил Баулин.— Видите ли, вероятно, этот субъект при­устал. Во всяком случае, на большой глубине он плыть не рискнул. А выдали его ночесветки. Вы ведь слыхали о том, что море может гореть, све­титься?

— Даже видел.

— Ну, тем более. Свечение — по-научному фосфоресценцию моря — вызывают мириады жгу­тиковых инфузорий-ночесветок, или, как их зо­вут рыбаки, морских свечек. Когда их заденете, они испускают голубоватый свет: кажется, что в море вспыхивают какие-то таинственные под­водные огни. Плывет, к примеру, рыба или какое-нибудь судно да наконец просто волнение на море — вода начинает светиться. Волшебная картина! Эти самые ночесветки и выдали амери­канского агента. Ну, а когда Алексей сообразил, что заморский гость с аквалангом, то сжал его гофрированную резиновую трубку, по которой поступает в маску сжатый воздух из заплечных баллонов. А Милешкин схватил субъекта за ноги.

— Можно еще вопрос? Почему именно Але­ксея Кирьянова назначили в тот раз с «Вихря» на катер?

— Не одного Кирьянова — и Атласова, и Ми­лешкина. Атласов бывалый моряк, а Кирьянова мы с кавторангом Самсоновым решили испытать в настоящем деле.

— Вам показалось недостаточным испытание при встрече с «Надеждой»?

— На катере все могло получиться послож­нее. Так оно и вышло... Между прочим, там произошла у него стычка с Петром Милеш­киным.

— Из-за карикатуры в стенной газете?

— Карикатура — семечки. Милешкин подби­вал Алексея написать вместе рапорт, чтобы их перевели с корабля на берег, что якобы им не под силу на корабле: их замучил придирками боцман Доронин. Милешкин предложил, а Кирь­янов его...

— Избил?

— Избить не избил, а стукнул, видимо, осно­вательно — не уговаривай подличать!

— Где же сейчас этот Милешкин? Что с ним?

— Уехал на «Дальстрое» вместе с Алексеем. По одному приказу демобилизовались.

Баулин сокрушенно развел руками:

— Приказ один, а люди разные! Правда, и Милешкина подшлифовала малость наша погра­ничная служба, но такой веры в его дальнейшую судьбу, как в Алексееву, у меня, к сожалению, нет. А значит, чего-то и я, и все мы не доглядели, не сделали...

Через растворенное окно с пирса донеслись четкие, отрывистые слова команды: «По местам стоять, со швартовых сниматься!» Сторожевики уходили в ночное дозорное крейсерство.

— Прихожу я с того собрания, где с Алексея выговора сняли, довольный, радостный: «Обра­тили-таки Кирьянова в нашу морскую веру!» Рассказываю все Ольге, а она смеется: «Я в Алексее никогда не сомневалась». Вечерком зашел к нам попить чайку Самсонов с супругой. Ольга и его уколола: «Кажется, вы хотели спи­сать Кирьянова на берег, в хозкоманду?» — «Был, говорит, грех такой, был. Каюсь!»