Дженни Вингфилд - Возвращение Сэмюэля Лейка Страница 26

Блу никогда не бывало жалко животных. Напротив, он с удовольствием наблюдал, как Рас с ними обращается, и с папиного разрешения помогал. К лошадям Рас его не подпускал, если они не стреножены, кто этих тварей знает, еще обидят малыша. Другое дело кошка. От кошки вреда никому не будет, даже ребенку, если ее засунуть в холщовый мешок – так Рас обычно делал, когда швырял их собакам. Стоило появиться поблизости бездомной кошке, Блу первый докладывал Расу. В доме Белинджеров жили по волчьим законам, и Блу в свои четыре с половиной знал их назубок.

Рас вразвалку подошел к загону и, прислонившись к ограде, уставился на Снеговика. Тот замер, стараясь не привлекать внимания. Снеговик был гордым – по крайней мере, несколько недель назад. Именно гордость навлекла на него такие страдания. Рас Белинджер закалывал штыком проклятых фрицев (необязательно в форме) и уж точно не стал бы терпеть своеволия от лошади. Мирные жители-немцы молили о пощаде. Но напрасно. Расу доставляло ни с чем не сравнимое наслаждение, когда двуногие твари просили пощады.

Твари четвероногие ни о чем не просят. Если лошади причинить боль, в ответ она сделает одно из трех: пустится в бегство, или стерпит боль и покорится твоей воле, или нападет сама.

Почти все лошади, с которыми работал Рас, вначале пытались спастись бегством, но скоро превращались в дрожащих, покорных существ. А Снеговик сперва то упрямился, то старался выполнять приказы Раса, но, поняв, что тому ничем не угодишь и ничего, кроме наказания, не дождешься, стал пускать в ход силу. И ничего не добился, как и проклятые фрицы мольбами о пощаде. С той лишь разницей, что до сих пор жив.

Рас Белинджер не имел права убивать чужую лошадь – эх, не то что на войне, где он имел полное право убивать жителей чужой страны, а как же иначе? Но лошадь штыком просто так не заколешь. Чтобы убийство чужой лошади сошло с рук, должна быть причина. Лошадь можно добить, чтобы избавить от невыносимых страданий, если нет другого выхода. Или же пусть она умрет сама по себе.

Всякий, кто хоть что-то смыслит в лошадях, знает самый простой и верный способ. Оставьте дверь в кормовой загон открытой и поезжайте в город (если дело днем) или ложитесь спать (если дело к ночи). Лошадь может есть до бесконечности, а освобождать желудок не умеет. На открытом воздухе – скажем, где-нибудь на пастбище – это не страшно: вспучит живот от травы или пронесет, тем и кончится. Но если лошадь не сходя с места съест пятьдесят фунтов овса, то умрет мучительной смертью.

Лошади не смотрят в глаза тому, кого боятся. Будто думают, что если не видят опасности, то ее нет. Или подобное напряжение им не по силам. Снеговик стоял, отвернувшись от жилистого коротышки, который прислонился к ограде и ухмылялся.

Рас загоготал.

– Лучше на меня не смотри, сукин ты сын, – сказал он сквозь смех.

– Лусе на миня не смотли, сукитысы, – слово в слово повторил Блу.

Рас опять засмеялся, назвал Блу уморой. Неизвестно, понял ли Блу, но, взглянув на отца, сказал: сам ты умора. Рас снова загоготал, усадил Блу на забор и указал на Снеговика:

– Знаешь, кто это?

– Лошадка.

– Правильно, лошадка. Дохлая лошадка.

Глаза Блу округлились от изумления, а глаза

Блэйда – от ужаса.

– Дохлая лошадка, – фыркнул Блу.

Рас протянул:

– Слышал, Снеговик? Ты дохлая лошадка.

Блэйд застыл, вцепившись обеими руками в

ограду, будто вот-вот упадет, хоть наверху сидел не он, а Блу.

– Как только раны заживут, – сказал Рас.

– Как тока ланы зазывут, – эхом отозвался Блу.

– Мистер Оделл Притчетт захочет осмотреть лошадь, – продолжал Рас. – И я не намерен лишать его этого права.

Фраза оказалась для Блу длинновата, но он старательно повторил:

– Мистел Одя Плитя хосет смотлеть лошадь, и я емеля лисать иво плава!

Глава 16

Блэйд не представлял, когда заживут раны Снеговика, но понимал: как только это случится. Снеговик обречен. На него накатила слабость, вскоре уступив место гневу.

До сих пор ни один из поступков отца не действовал так на Блэйда. Что бы ни делал отец, Блэйд все принимал как должное. Он не понимал и не пытался разобраться, почему на этот раз все иначе.

Весь день Блэйд места себе не находил. Рас сновал по двору: чинил сбрую, чистил стойла, стриг траву газонокосилкой. Блу, как всегда, бегал за ним, как собачонка, и, как всегда, его гладили по голове и хвалили за ум. Блэйд забился под крыльцо, рисовал в полумраке пальцами на земле и соображал, что делать.

Бесполезно просить отца не убивать лошадь. Он лишь убьет ее быстрее и еще более жестоко. Позвонить бы Оделлу Притчетту, рассказать обо всем и попросить скорей забрать Снеговика. Но для этого нужно достать его номер из папиного бумажника, сообразить, как звонят по междугородному телефону, и позвонить так, чтобы не попасться. Три препятствия, которых ему не осилить.

Блэйд мечтал, чтобы отец исчез. Он не желал ему смерти, как Джеральдина. Подобные мысли – слишком тяжкий груз для восьмилетнего ребенка. Он просто мечтал, чтобы Рас ушел в лес или уехал на грузовичке и не вернулся. Сегодня есть, а завтра нет. Исчез.

Но Рас исчезать не торопился. Ни сегодня, ни завтра. Он здесь, и он задумал убить лошадь, и ничем его не остановить. Разве что…

Тут Блэйд запнулся, будто наступил босой ногой на битое стекло.

Разве что… исчезнет не отец, а лошадь.

Никогда еще Блэйд Белинджер не испытывал перед отцом такого ужаса, как в тот миг, когда открыл калитку и зашел в стойло к Снеговику. До той минуты, если бы он попался, мог бы соврать, почему оказался среди ночи на улице, или отмолчаться, другого и не ждут от тупицы. И то и другое повлекло бы последствия, но Блэйду не привыкать, вся его жизнь – цепочка последствий.

А попадись он сейчас, последствия на него обрушатся небывалые – такое он видел только в страшных снах. Из осторожности он не стал надевать брюки, а остался в пижаме (так называла мать любую рубашонку и трусы, в которых он спал) – вдруг отец услышит, как он шуршит, и выйдет посмотреть, в чем дело?

Да что тут думать? От мыслей только хуже, и потом, он уже решил. Он выпустит Снеговика, посмотрит, как тот убежит на волю, а после проберется обратно в дом и снова ляжет в постель, надеясь, что лошадь найдет дорогу к дому Оделла Притчетта до того, как проснется Рас Белинждер и поднимет тарарам.

Конечно, Блэйду было не до раздумий, далеко ли до Кэмдена, долго ли туда идти и хватит ли у лошади ума самой добраться до дома. Он лишь надеялся.

Несколько минут назад, когда Блэйд вылез в окно спальни, собаки подняли головы. Блэйд испугался, как бы они не залаяли и всех не перебудили, но собаки за последние недели привыкли, что он вылезает в окно, и не насторожились, даже через двор не побежали.