Александр Буртынский - Искатель. 1978. Выпуск №4 Страница 26

— Тут какая-то ошибка. Путаница. Сам голову ломаю.

Скрипнула дверь, не оборачиваясь, краем глаза, Андрей увидел тощего офицера в капитанских погонах.

Следователь замешкался у порога, деликатно выжидая. Подполковник тотчас поднялся, сказал:

— Не буду вам мешать, — и выразительно глянул на Андрея. Но тот сделал вид, что не понял, и отвел глаза. Решение было принято, он словно прыгнул в пустоту, и в этой глухой саднящей пустоте снова выплыло лицо Стефы. Но о ней он старался не думать.

Следователь — длинношеий, с вислым, чуть приплюснутым носом, был похож на пеликана из школьной «Зоологии», особенно когда поворачивал в профиль маленькую голову с огненно-рыжим гребешком.

Андрей смотрел на его снующий при каждом слове кадык и, стараясь укрепить себя, мысленно, с издевкой, размышлял об этом законнике, задающем стандартные вопросы: «Год рождения, звание, награды». Наверное, свежей выпечки, институтчик. Молод. Погончики новенькие. И не то, чтобы равнодушен, скорее спокоен. Как машина, выполняющая программу в заданном ритме. Говорил он, казалось, одними губами, лицо было неподвижно.

— Значит, вы признаетесь в содеянном?…

— Да.

— Но где же улики?

— Может, сами найдете…

— Вы что же, хотите сохранить честь и вместе с тем выйти чистеньким из воды?

— А каким из нее выходят?

У следователя почему-то побелел один только нос, точно его окунули в муку.

— Не ловите на слове, — тихо сказал он. — Как бы вам самому не пойматься. На ба-альшой крючок… — Он помолчал, работая кадыком. — Расскажите по порядку.

Что-то у Андрея отпала охота вообще с ним разговаривать.

— Вы понимаете, что несете в полной мере моральную и юридическую ответственность, как командир?

Он-то понимал. Его взвод… Это больше, чем семья. Дружба их была скреплена каждодневным риском. Наверное, следователь что-то прочел в его лице, смягчился.

— Как это произошло? По порядку. — Перо в его руке слегка трепетало над листком бумаги, будто лисий нос у сусличьей норы. Если у него были соображения, связанные с участием подполковника в судьбе Андрея, то сейчас, видимо, вылетели из головы. Может быть, это было первое его дело…

— Где сейчас исполнители?

«Исполнители…» Это, стало быть, Колька с Бабенко. Значит, не выдали их ребята. А что толку…

— В отпуску. Тут недалеко, местные.

— Отпуска запрещены. Зачем вы усугубили дело еще и должностным нарушением?… Вы что, наивны или меня считаете простаком?

И он снова вгляделся в Андрея непроницаемо-темными своими глазами, кажется, что-то понял, кивнул головой.

— Когда вернутся?

— Неделя.

— Не буду поднимать этого. Даю три дня. Верните, мне надо их допросить. Между прочим, машину вашу я осматривал. Чистенькая. Даже ящик на старых гвоздях…

Как ни тошно было Андрею, а подумал с невольным восхищением: ювелирная работа.

— Вы поняли? А пока подпишитесь.

Андрей взял согретую чужой рукой самописку и, не глядя, поставил росчерк, поймав при этом сочувственно-удовлетворенный взгляд следователя. Вошел Сердечкин, кашлянул, оглядывая обоих.

— Ну, как вы тут, молодцы-налетчики, закончили? — шутливый тон явно не давался ему. — Довбня чай обещал. Почаюем, капитан, что ли? — Наверное, это относилось и к Андрею.

Но тот понимал двусмысленность своего положения.

— Разрешите идти?

Подполковник кинул взгляд на капитана, тот сказал:

— Видите ли… На время следствия должен просить вашей санкции на домашний арест.

Он мог бы, наверное, и не просить санкции. Сердечкин как-то сразу свял, избегая смотреть на лейтенанта. Понимал, что домашний арест для командира в нынешних условиях вещь нелепая, а вслух произнес:

— Сержант пока справится? До особого распоряжения…

— Вполне. Я ведь тоже не спать собираюсь.

— Выполните указание следователя. — И отвернулся к окну.

Капитан усиленно возился с пухлым портфелем, стараясь защелкнуть замок. Андрей козырнул и, попятившись, толкнул плечом дверь.

Довбня сидел, подперев рукой тяжелый подбородок, шевеля мокрыми оттаявшими бровями, и что-то писал. Волосы на лбу слиплись, и он то и дело поправлял их пальцем.

Под кожухом, висевшим на гвозде, — Андрей только сейчас заметил — образовалась лужица на полу.

— Вот так елки-веники, — сказал Довбня, избегая смотреть на него. Андрей промолчал, и Довбня, сложив листок вдвое, положил в ящик. — Видел я этот партизанский схорон.

— Какой схорон? — спросил Андрей, хотя уже все понял, да как-то не верилось… Житье-бытье старухи в оккупации казалось далеким прошлым. Можно ли было отыскать землянку в лесу, зимой?

— Когда же успел?

— А зранку. Разбудил Владека, растолковал ему. Он с горя вроде поглупел, но главное понял. Место приметное, возле озерка расщепленный дуб в два обхвата. Отсюда десять километров на санях, да два по снегу.

Сдержанное самодовольство и вместе с тем сочувствие отражались на его грубоватом лице.

— Да, — невесело усмехнулся Довбня. — Один знакомый охотник говорил: не взял зайца, да видел. Будь доволен, что зайцы не вывелись.

— Значит, безрезультатно?

Довбня вынул из ящика тонко плетенную цепочку, подержал за конец, опустил, и золотая вязь с шорохом упала обратно.

— Завалилась в самый уголочек, землей присыпало.

— Обронил?

— Может, и обронил.

— А чья она, поди узнай.

— У моего подозреваемого часов карманных никогда не было. Но это, в общем, ничего не значит. Есть кое-какие мыслишки.

Андрей не стал уточнять, кого старшина имеет в виду, а тот явно недоговаривал.

— А пошукать бы не мешало. Тряхнуть бы избу.

— Обыск?

— Хотя бы.

— А если ничего не даст?

— То-то и оно, — сказал Довбня.

«Неужто в Степана целится? Больше как будто не в кого. Но тогда откуда эта нерешительность?…»

— А все же?

Старшина словно бы колебался, стоит ли делиться секретами. Андрей-то сам подследственный, но, видимо, решив, что молчанием обидит лейтенанта, сказал:

— В наших архивах ничего нет. Но история с разгромом отряда и с этим тайником, возможно, связаны. Дал я срочный запрос повыше, пусть покопаются в трофейных архивах, их только-только в порядок приводят, а вдруг мелькнет зацепочка. Просил поосторожней, без шума, не обидеть бы зазря человека… Они там тоже Митрича знают. Но и правду тоже надо знать. Вот так, елки-веники… Ты завтракал?

— Нет.

— Пошли, домашним борщом угощу. Не заскучал по домашнему харчу?

Андрей пожал плечами.

— Когда последний раз мамка кормила?