Алистер Маклин - Когда пробьет восемь склянок Страница 26

— У вас что, нет никаких доказательств? Никаких бумаг?

— А у вас что, нет мозгов? Неужели вы не знаете, что существуют люди, которые никогда не носят с собой документов? Вы что же полагаете, что я стою здесь в такое время и в такую погоду ради собственного удовольствия? Да еще с сигнальными огнями в кармане? Наверное, хотите остаться безработным еще до того, как наступят сумерки? — Наше знакомство начиналось очень мило и обнадеживающе.

— Меня предупредили, чтобы я был осторожен. — Судя по голосу, он разозлился, словно кошка, которую лишили приятной возможности понежиться на солнце. Последующие слова его были сказаны тоже недружелюбно: — И предупредил меня не кто иной, как майор Финдли. Вам придется подыскать какого-нибудь адмирала, чтобы сделать меня безработным. Я ведь отношусь к морскому воздушному флоту. Залезайте!

Я залез в кабину вертолета, закрыл дверцу и уселся. Он протянул мне руку для приветствия. Потом зажег в кабине свет и сразу воскликнул:

— Черт возьми, что с вашим лицом?

— А что именно вам в нем не нравится?

— Кровь и сотни мелких царапин.

— Сосновые ветки и иглы. — Я рассказал, как добирался до бухты. Потом спросил: — Почему вы прилетели на такой огромной машине? Ведь в ней можно; разместить целый полк?

— Уж если быть точным, четырнадцать человек. Мне приходилось проделывать головоломные трюки, Калверт, но в такую погоду даже я не отважусь вылететь на какой-нибудь керосинке. На ней прямая дорога с неба в преисподнюю. А почему вы один? Оба бака заполнены.

— Горючего хватит на целый день?

— Более или менее. Все зависит от того, с какой скоростью мы будем лететь. А что вы хотите, чтобы я делал?

— Во-первых, ведите себя как гражданское лицо. Или вы неохотно встаете спозаранку?

— Я дипломированный спасатель, Калверт. А это — единственный вертолет, которым мы располагаем. Я имею в виду, на котором мы можем вылететь в такую погоду. И я должен немедленно отправиться на поиски, а не играть в кошки-мышки. Мне абсолютно безразлично, насколько важен этот полет, но и вы меня поймите. Может быть, где-то там, в Атлантике, люди барахтаются в воде, держась за куски дерева, или плавают на лодке посреди океана, ожидая меня, пилота спасательной службы. Ведь именно в этом заключается моя работа. Тем не менее я получаю приказ вылететь на встречу с вами. Так что вы хотите?

— Говоря о погибающих людях, вы имели в виду «Морей Роуз»?

— Вы слышали? Да, именно о ней я и веду речь.

— Такого корабля не существует. И он никогда не существовал.

— Что за чепуху вы несете? Ведь в последних известиях было ясно сказано…

— Я говорю вам ровно столько, сколько вам положено знать, старший лейтенант. Возникла необходимость обследовать этот район, не привлекая внимания. Это можно осуществить лишь в том случае, если будет названа причина, в которой никто бы не усомнился. Мы выбрали «Морей Роуз», якобы терпящую бедствие. Отсюда и все остальное.

— Значит, это фальшивка?

— Фальшивка,

— И в вашей власти осуществить такое? — протянул он медленно. — Вы обладаете такими полномочиями, чтобы заставить радио и телевидение сообщать заведомую ложь?

— Да.

— Если это действительно так, то вы, наверное, и впрямь могли бы выкинуть меня с работы. — Он улыбнулся. — Прошу прощения, сэр. Старший лейтенант Уильямс, а для вас просто Скотти, теперь может сбросить груз с души. Что мы предпримем сейчас?

— Вы хорошо знаете здешнюю береговую полосу и острова?

— С воздуха?

— Да.

— Я в этом районе работаю около двух лет. В качестве пилота-спасателя морского воздушного флота. Иногда приходилось вылетать на поиски попавших в беду альпинистов, а также принимать участие в армейских и морских маневрах. Главным образом, я действую под руководством морского флота и думаю, что знаю эту местность настолько хорошо, насколько это вообще возможно.

— Мне нужно отыскать в этом районе место, где можно спрятать корабль. Корабль довольно большой, футов пятьдесят-семьдесят в длину. При этом речь может пойти и о большом корабельном ангаре, и о какой-нибудь бухте или реке, русло которой скрыто растущими по берегам деревьями. А может даже и о маленькой гавани, которую при нормальных условиях не видно со стороны моря. И все это в районе между Ислеем и Скэем.

— Вот как? И это все? А вы имеете хоть какое-нибудь, представление о том, сколько сотен миль нам придется облететь, чтобы исследовать берега всех островов? Сколько времени вам дали на эту работу? Месяц?

— Я должен ее закончите сегодня до захода солнца. И не спешите с выводами — мы можем исключить все населенные районы, а под ними я подразумеваю места, где стоит более двух домов. Мы можем исключить рыболовецкие районы, а также районы, где проходят пароходные линии. Это в какой-то степени поможет?

— Еще бы! А что мы будем искать в действительности?

— Я вам сказал.

— О'кей, о'кей! Не буду спорить или докапываться до причин. У вас есть какие-нибудь мысли относительно того, где нам лучше всего начать, чтобы сузить район поисков?

— Предлагаю лететь на восток, в сторону материка. Сперва миль двадцать вдоль побережья, потом миль двадцать к югу. После этого обыщем Торбейский зунд и остров Торбей, затем острова, лежащие дальше на, северо-запад.

— По Торбейскому зунду проложены пароходные линии.

— Прошу простить. Когда я говорил о рейсах, то имел в виду ежедневные, а по Торбейскому зунду пароходы проходят только два раза в неделю.

— Пристегнитесь и наденьте наушники. Сегодня вас здорово потрясет. Могу только надеяться, что вы не подвержены морской болезни.

Таких больших наушников я никогда не видел — приблизительно пять дюймов в ширину, с толстыми подушечками, они выглядели так, словно были сделаны из резины. На их дужке «сидел» маленький микрофон, опускавшийся до губ.

— Они защищают уши, — дружелюбно произнес лейтенант. — Чтобы не лопнули барабанные перепонки и чтобы после не ощущать себя как контуженный. Вы себе хотя бы приблизительно представляете шум в стальном барабане, когда по нему бьют десятки пневматических молотков? Если вы можете это представить, то поймете, какой будет шум, когда мы начнем подниматься.

Однако даже надев наушники, я почувствовал себя так, словно очутился в стальном барабане, по которому бьют пневматические молотки. Казалось, что наушники ничуть не уменьшали рев. Он проникал в каждый нерв, и все же был ничем по сравнению с тем, что вертолет издавал на самом деле. Когда я на мгновение, любопытства ради, отогнул один наушник, то сразу вспомнил слова старшего лейтенанта Уильямса относительно барабанных перепонок. Он в самом деле не шутил. И даже в наушниках я часа два чувствовал себя так, словно моя черепная коробка вот-вот треснет. Временами я бросал взгляд на смуглое узкое лицо молодого валлийца, сидевшего рядом со мной, вынужденного выносить этот грохот изо дня в день, из года в год. Он производил впечатление совершенно нормального человека. Но относительно себя я был убежден, что и через неделю буду слышать так, словно уши заткнуты ватой.