Контрабанда - Олег Анатольевич Сидоренко Страница 26

был человек… Принципиальный… Как и вы, господин капитан, жил только с офицерского жалованья и домашнего хозяйства… Никому житья от него не было… Ни самогонщикам… Ни скупщикам мяса и металлолома… Ни контрабандистам… Ни кого не жаловал… Хоть милицейскую икону с него пиши для красного уголка… Как то и я попал под его горячую руку, праведный гнев, и радение о благополучии украинской державы… – невидимка за спиной замолчал. По голосу было слышно, что воспоминания о той встрече не вызывают у него приятных эмоций.

– Был у меня арендованный Зил-130… Вез я, как-то, на нем шесть тон мороженной рыбы! – интонация собеседника стала жесткой. Слова начали звучать зло и резко. – Контрабандой, разумеется… Проехал спокойно через границу в селе Волфино… Это здесь рядом… Вы ведь в курсе, капитан? – обратился он «невидимка» к участковому. Но было видно, что ответ совершенно его не интересует. – На переезде никаких проблем не возникло… Выехал за село… Ну думаю – пронесло… Дорога свободна… Ни «погранцов», ни таможни… Смотрю – на обочине стоит человек. И рукой машет. Как вы сегодня. Подвези, мол. А время почти вечернее. Дай, думаю, помогу. Подберу странника… Нарушил свой принцип «Никого на дороге не брать!». – рассказчик снова замолчал.

Водитель не отвлекался от дороги. Машина въехала на пригорок перед Павловками и пошла накатом по крутому спуску перед селом. Показались первые дома. Чувствовалось, что рядом Россия. Кирпичных строений было не много. В основном бревенчатые или обшитые некрашеными, выгоревшими до серого цвета, доскам. Под дожем они намокали и становились черными, как, будто, дома погружались в траур. Родное село не обрадовало участкового. Карпенко сидел, боясь пошевелиться.

– А принципы нарушать нельзя! Я прав, господин «милициянт»? – спросил невидимый собеседник. И сам же ответил: – Прав! Это мне доказал подобранный мною попутчик… Он оказался участковым. О котором я только что рассказывал… Пока мы ехали – он все выспрашивал… Кто? Куда? Зачем?… А когда добрались до опорного пункта в Павловках – он попросил остановить машину. И пока я на секунду отвлекся – выдернул ключ с замка зажигания моего ЗИЛа . И сказал, что не позволит «контрабанды» на его территории… Да… И что я только ему не говорил! Как не упрашивал, что бы он отпустил меня!… А день то был какой! Чистый четверг! Три дня до праздника Пасхи… Я просил, что бы он не брал грех на душу… Говорил ему, что долги у меня… Товар куплен на одолженные деньги… Что у меня дома мама инвалид… Но, ничем я не смог пробить «стену» принципиальности… Участковый сказал, что выполнение служебного долга – это не грех… Это – доблесть… И слово то какое подобрал… Доблесть!… Как будто на амбразуру бросился… Я даже за уважал его за преданность долгу… А затем он вызвал наряд пограничников… Те вызвали таможенников… Ну и товар конфисковали… "Попал" я в тот день на восемь тысяч одолженных долларов… До сих пор отрабатываю…

«Нива» остановилась в центре села. Слева был сельсовет и памятник погибшим воинам. А справа – опорный пункт милиции. Карпенко ничего не видел. Он слушал голос собеседника.

– Только, как потом оказалось, не совсем праведным оказался наш участковый… – слова рассказчика гвоздями входили в голову капитана. – Можно, даже, сказать совсем не праведным. Скажу, даже, больше… Грешил он… Ой как грешил… Я навел потом справки… Мало того что он подставлял своих односельчан, делая на них показатели для пограничников, так еще и корысть с этого имел. На него за «стукачество» закрывали глаза. И благодаря этому он сам занимался контрабандным бизнесом. Контролировал закупку мяса и переправку его через границу… В Россию… А от туда – бензин и солярку… Продукты многие… Запчасти… Ну, в общем, все что пользовалось спросом по обе стороны границы… А проворачивал он эти дела на пару со своим племянником с сопредельной стороны… Тоже бывший «мент» – Женя с Глушково… Хотя «ментов» бывших не бывает… Да, капитан? «Ментом» надо родиться… Это состояние души…

Участковый капитан Карпенко открыл дверь и медленно вылез с машины. С опаской, как будто, боясь получить удар в спину, повернулся к человеку, что говорил с ним всю дорогу. Он увидел в кабине лицо и узнал его. Это его, он Карпенко, задержал на этом месте и сдал пограничникам три года назад. Он вспомнил тот день, словно это было вчера. Он, даже вспомнил его имя! Олег… Да! Точно! Олег… Вот фамилия в памяти затерялась… Участковый посмотрел на собеседника. Но, не смог выдержать его взгляда и отвел глаза. Развернулся и собрался уходить.

– Что, Карпенко, даже спасибо не скажешь за то, что подвезли тебя? – с насмешкой спросил попутчик. Он откинул кресло вперед на торпедо. Наклонился и вылез из машины. – Хотя зачем оно мне. Твое последнее «спасибо» обошлось мне слишком дорого!

Участковый смотрел на стоящего перед ним человека. Тот был выше его ростом. И Карпенко пришлось «задрать» голову, что бы видеть его лицо. Оно улыбалось. Но улыбка была больше похожа на оскал зверя перед прыжком. Капитан испугался, подняв перед собой согнутую в локте руку, и, как бы защищаясь от нападения, сделал шаг назад.

– Ты не меня бойся, участковый… – сказал Олег: – Я тебя бить не буду… Ты себя бойся… Тебе есть за что!… Только что ты сказал – «как будто, наказание какое-то»… Ну тогда вспомни на досуге то горе, которое ты причинил людям корысти своей ради… Предавая и «подставляя» их… Вспомни, как умоляли они тебя отпустить их, так же, как я умолял тебя тогда на этом месте. Говорили о своих проблемах, больных женах и голодных детях… Ибо, слушая твои рассказы бедах твоих, я понял, что они у тебя только начинаются… Ведь сбылось для тебя пока только то, о чем просила у Бога, а видя как я мучаюсь, отрабатывая долги, думаю, что и у черта, моя мама… Помнишь, я тебе тогда говорил, что инвалид она… Возвращается тебе, причиненное тобой людям зло… Что, не веришь? – спросил Олег, наклоняясь с дьявольской улыбкой к побелевшему лицу капитана: – Тогда вспомни о болезни жены своей… И о мучениях дочери… Вспомни о ее ни в чем не повинном ребенке… А говорю «пока» потому, что узнал я недавно, о посещении моей мамой церкви, хотя ой как трудно ей было это делать с ее больными ногами… И о свечах «за упокой», которые она там ставила… Мне кажется я что догадываюсь, кому они были назначены! С тобой поделиться своими догадками, или ты сам додумаешь?

Лицо