Юрий Вознюк - Таежная одиссея. Страница 27

Наспех перекусив, мы отправились на берег Б. Уссурки. Собак не взяли, так как уже убедились, что они способны своим лаем разогнать все живое на десять километров вокруг. Обогнув скалу, мы пошли левым берегом реки, намереваясь обследовать ближайший ключ, и нашли его километра через полтора. Он как-то незаметно за буреломом сливался с Б. Уссуркой, пробираясь по широкой тальниковой пади. Там я опять увидел заячьи следы: их было такое множество, словно зайцы сбегались сюда со всей тайги.

— Здесь у них танцплощадка, — сказал Димка, продираясь сквозь заросли.

И хотя я по опыту знал, что полдесятка косых могут оставить после себя прорву следов, на этот раз он, видимо, был прав.

Берега ручья заросли мелкой чащей и были так завалены буреломом, что мы, жалея одежду и обувь, ушли в сторону от русла. По пути то и дело попадались следы таежных обитателей. По ним было видно, как шныряли вдоль ключа колонки, жались к зарослям травы козы, расхаживали изюбры. Не позже как три дня назад сделал сюда набег табун диких свиней, опустошив поросли вечнозеленого хвоща. Зверье здесь чувствовало себя вольготно, без страха от присутствия человека, ведя борьбу за жизнь, как и во времена седой старины.

Зимой день короток, и нам пора возвращаться. Выбрав первый попавшийся распадок, ведущий в сторону нашего зимовья, мы начали подниматься по нему, надеясь перевалить сопку и попасть в свой ключ. Но едва мы вошли в падь, как заметили ровную цепочку следов, тянущихся по ее склону. Здесь прошла рысь. Большая пятнистая кошка оставила на снегу четкие отпечатки лап.

— Вот она, серая, шлялась здесь ночью, — задумчиво сказал Димка. — Кого-то слопала и прогуливалась в свое удовольствие.

Следы уходили куда-то вниз, и у нас не было времени идти по ним, мы только измерили их и полезли по склону дальше. Где-то близко к вершине, через сузившийся распадок лежала валежина; шапка снега на ней была прострочена такими же круглыми следами. Теперь можно было предполагать, что в Заячьем ключе — так окрестили мы это место — и его окрестностях промышляет крупная рысь.

Сопку мы перевалили уже в темноте и по другой стороне ее буквально съехали к своему ключу.

— Это тебе зачтется! — ругнулся в адрес рыси Моргунов, ощупывая ушибленный бок.

Пока перекуривали, взошла луна, и к зимовью мы добрались по чистому руслу ключа без приключений. Над трубой его курился дымок. Навстречу нам выбежали собаки, стараясь броситься лапами на грудь.

Сузев варил ужин и укладывал рюкзак.

— Во, хорошо, что пришли, — сказал он. — Давайте собираться…

— Куда? — в один голос спросили мы.

— Рысь ловить, куда же еще, — ответил он.

— Сейчас?..

— Завтра, конечно, но надо же все пособирать ладом…

— До завтра еще успеется, — сказал Димка, неторопливо раздеваясь.

— Все тебе успеется, — засуетился Сузев в поисках ножа.

У Сузева был деловой вид, всегда присущий ему при сборах и в торжественных случаях. Такое выражение лица у него было тогда, на Перевальной, перед подъемом злополучного вентеря. Пока варился ужин, он рассказал нам, что нашел свежий след рыси и даже обошел его, оставив зверя в окладе.

Это было уже настоящее дело, и назавтра нам предстояла серьезная охота. За день мы могли и не управиться, предстояли одна или несколько ночевок в тайге. Мы тщательно починили одежду и обувь, приготовили на три дня продуктов, старое одеяло, вязки из полотна и наточили топоры. Долго раздумывали перед крупной и толстой сеткой и наконец махнули на нее рукой, потому что не представляли, как ее набрасывать на рысь, а потом выпутывать остервеневшего зверя…

За ужином мы досыта наелись свинины, не пожалели ее и собакам. Чтобы завтра не терять времени на обед, Димка сразу же наварил гречневой каши с мясом.

В путь отправились еще затемно. Сузев повел нас напрямую, не выбирая дороги. Как ни мал был он ростом, но ходил, нужно признаться, лихо. Мы с Димкой едва поспевали за ним. Шли мы на юго-запад от Заячьего ключа, придерживаясь кромки гряды сопок, выходивших к долине Б. Уссурки. Здесь росла темнохвойная тайга и с молодых елок и пихт сыпался на наши лица и за шиворот холодный, колючий снег.

Первые лучи солнца заглянули в долину, когда мы остановились и Сузев показал нам на снег впереди. Перед нами открылась глухая щель распадка, к которой вели следы зверя и человека. В этом месте Сузев оставил след, боясь спугнуть рысь. Не имело смысла проделывать вчерашний путь зверя и лезть в распадок. Нам нужно было искать его выход из оклада, и мы, посовещавшись шепотом, пошли вправо, навстречу вчерашним замыкающим следам Сузева. Пожалуй, мы описали половину дуги и вышли уже в долину безымянного ключа, когда идущие на поводках собаки рванулись вперед. Мы, не отпуская их, кинулись за ними и скоро опять увидели строчку следов, подошедших к следу Сузева слева.

— Вот… после меня! — возбужденно сказал он. Стараясь не затоптать следы, мы, подтянув собак, рассматривали их. Даже по одним следам можно было судить об осторожности рыси. Подойдя к следу человека, она долго стояла, принюхиваясь, затем прыжком пересекла след и отправилась вниз к ключу. Но странное дело: здесь же рядом был другой, уже входной и совсем свежий след. Неужели рысь после ночной охоты снова вернулась в оклад, на свою старую лежку или она только пересекла его и ушла в другое место?! Что повело ее туда?! Думать было некогда — собаки рвались внутрь оклада, и мы, отпустив на всю длину поводки, побежали за ними. Километр сумасшедшего бега в сопку был пределом наших сил.

— Пускай! — крикнул Сузев, падая от бессилия в снег.

Я подтащил к себе Букета, нащупал на беснующемся псе застежку ошейника, расстегнул ее и в изнеможении привалился к дереву. Моргунов спустил Жулика и, хватая ртом воздух, произнес:

— Бедные кошки…

Не успели мы перевести дух, как где-то за гребнем раздался яростный лай. Нас подхватило, как ветром, и мы понеслись к вершине. Прямо от вершины открывался распадок, по-видимому, тот, с которого начинался наш обход, и где-то на середине его неистовствовали собаки. Три вихря снежной пыли взметнулись по нашей дороге, когда мы спускались вниз.

— Тормози! — закричал Сузев, расставляя руки. — Рогульки, рогульки рубите!

Мы были уже рядом с захлебывающимися от лая собаками. Ах, проклятье! Вокруг тайга — и нет подходящего дерева! Куда ни кинешься, везде только кедры да ели в обхват толщиной. Наконец вижу два молодых дубка, растущих на дне распадка. Спуск крутой, и некогда осторожничать. Тайга, снег, небо и еще раз в таком же порядке… Я продираю от снега глаза, подбегаю к деревцам. Рогульки не ахти какие, но сойдут. Одну бросил наверх Сузеву, другую оставил себе и, не выбираясь из распадка, побежал к собакам. Первое, что я увидел, был Жулик, азартно пытавшийся забраться на вершину сломанного дерева. Я метнул туда взгляд и еще издали заметил рысь. Пепельно-серая, с прижатыми к голове ушами, она, злобно сморщив нос, выгнув спину и растянув свои раскосые прорези глаз, шипела. Рысь показалась мне огромной, и я удивился, как она могла забраться на такую высоту.