Антон Кротков - Проект: Клон Гитлера Страница 27

Была зима 1940 года. Уже пала Польша, впереди было триумфальное вторжение немецких войск в Норвегию и во Францию. Вожди Третьего Рейха были преисполнены собственного величия, и горе было тому, кто обещал им райские дары, но не смог выполнить обещанного. Этим вечером двенадцать сотрудников Института по изучению и сохранению нордической расы, в числе которых была и Софья Шорт, посадили в автобус и привезли в концлагерь Дахау. Для них уже была приготовлена отдельная скамья на трибуне для важных гостей. Чуть в стороне в удобных креслах расположились эсесовские генералы во главе с самим Гиммлером. Софья видела его впервые так близко. Гиммлер произвёл на неё впечатление школьного учителя начальных классов. У него была самая банальная внешность: одутловатое неинтересное лицо, сонные глаза и только бескровная нитка очень тонких губ под короткими щёточками усиков могла выдать его природу прирождённого палача.

На ледяном ветру эти господа согревались горячим кофе с коньяком и прятали раскрасневшиеся на 30-градусном морозе лица в меховые воротники своих дорогих шинелей. Неожиданно для Софьи и её коллег на огромный плац перед трибуной рослые парни в чёрной форме частыми ударами коротких дубинок выгнали абсолютно голого человека. Его тут же начали под громкий хохот экзекуторов гонять на площадке и поливать из брандспойта мощной струей ледяной воды. Этот был несчастный Майэр! Мучения его продолжались долго. Только когда человек на плацу превратился в неподвижный кусок льда, к нему подпустили лагерного врача. Тот деловито констатировал смерть и сделал какой-то знак рукой в сторону трибуны. После этого к сотрудникам казнённого подошёл один из штаб-офицеров Гиммлера и потребовал, чтобы ровно через двадцать дней, как его шефу и было обещано, рейхсмаршалу продемонстрировали данного человека оживлённым.

— У моего шефа ангельское терпение, но всему есть предел. Если вы занимаетесь научными поисками, то это совсем не означает, что вам будет позволено искать вечно и сосать из государства деньги. Виновные в нарушении сроков выполнения правительственного задания будут наказаны.

Вскоре выяснилось, что последней каплей, после которой терпение Гиммлера лопнуло, и было принято решение покарать неоправдавшего высокого доверия учёного, стал отказ Майэра проводить варварские эксперименты на людях — заключённых в концлагерь польских военнопленных. В ответ на письмо Гиммлера следующего содержания: «Я с сожалением вынужден признать, что у нас до сих пор не было проведено никаких опытов на человеческом материале из-за их опасности и отсутствия добровольцев. В связи с этим я предлагаю создать филиал вашего института в концлагере Дахау для ускорения работ по созданию препарата „Политрол“. Ваш Генрих» Майэр ответил самоубийственным отказом: «Мой дорогой рейхсфюрер, я не считаю себя достаточно чёрствым человеком для такого рода опытов; для меня довольно трудно работать даже с собаками, которые жалобно смотрят на вас и кажется, имеют душу. Искренне ваш Алекс Майэр».

Когда через двадцать дней Гиммлеру доложили, что эксперимент с оживлением профессора Майэра не удался, он на секунду оторвался от какого-то документа, и раздражённо прокомментировал:

— Вот ведь шарлатан! Столько лет водил меня за нос, выманил почти три миллиона марок, и всё коту под хвост!

Глава 10 Репортаж с петлёй на шее

Съёмка «Ковчеге» заняла у них два часа с небольшим. Режиссёром выступал Боря. Почти все его предложения вызывали одобрения заказчика. Например, Боре пришла в голову мысль выставить возле саркофагов почётный караул в эсэсовских мундирах. Макс смотрел на напарника и не переставал изумляться его энтузиазму. А главное, откуда взялся весь этот мрачный готический креатив у этого люберецкого парня с восемью классами образования и заводской «путягой»7 за спиной?! Макс даже в шутку назвал напарника идейным продолжателем дела Лени Рифеншталь, умеющей как никто другой гениально снимать своего фюрера и крупнейшие нацистские ритуальные праздники.

— А у тебя что, в мозгах тормозную жидкость пролили! — негодовал «режиссёр» по поводу того, что Макс не слишком торопиться делать ему «лауреатские» кадры.

— А куда спешить то, Борюсик? На тот свет всегда успеем.

— Ё-моё! И правда — переходя на заговорщицкий шепот, спохватился Боря. — Живём ведь, только пока работаем, а там фиг его знает, как карта ляжет. Что-то я в обещание нашей фрау не очень то верую. В коридоре, что отсюда ведёт на поверхность, шесть дверей понатыкано — я считал. И каждая толщиною с танковую броню… Задницей чую, не увидеть нам больше дневного света… Что делать то будем, братан? Может заложников возьмём и под их прикрытием прорываться?

— Чем? Голыми руками что ли?! Или штативом из-под камеры прикажешь их глушить.

Имелись в виду, присутствующие при съёмках крепкие парни во главе с человеком по имени Маркос Бантос, которого фрау Эльза уже успела заочно отрекомендовала им, как шефа местной службы безопасности. Правда, директор госпиталя представил его русским, как своего главного инженера. Мол, в его задачу входит следить за тем, чтобы во время съёмок не было сбоев в работе криогенной аппаратуры. Только на мирного технаря этот человек был похож меньше всего. В те моменты, когда Максим случайно встречался взглядом с его индейскими глазами, то определённо видел в них предвкушение радости ножа, которым этот кровавый маньяк и его люди будут резать им глотки после окончания работы.

Ещё у себя дома Фрау Эльза рассказала им, что когда-то очень давно Мантоса девятилетним, всегда голодным сиротой подобрал на улицах Рио седой господин в хорошем костюме и поселил в своём доме в элитной части немецкой колонии. Он натаскивал его по отработанной методике дрессировки служебных овчарок, чередуя ласку и поощрения с выработкой в своём воспитаннике необходимой злобности. Со временем отставной эсэсовец вырастил из приёмыша верного и смышленого головореза. Таких, как Бантос — безоглядно преданных колонистам «сипаев» (по примеру знаменитых индийских профессиональных солдат, столетиями верой и правдой служивших английским господам-колонизаторам) в охране секретного объекта было не мало. Прямые потомки немецких беглецов предпочитали занимать непыльные места в администрации госпиталя или получать медицинские дипломы, а силовые функции постепенно передавались аборигенам…

Итак, оставалось затягивать съёмку в надежде на какое-нибудь чудо. Хотя веры в благополучный исход дела у ребят оставалось все меньше. Особенно после загадочного исчезновения фрау Эльзы. Старуха покинула «Ковчег» стремительно, ничего не объяснив на прощание тем, для кого она была последней надеждой на спасение…