Дмитрий Биленкин - Искатель. 1983. Выпуск №5 Страница 27

Кстати сказать, было заметно: кайма белого, нестерпимо-яркого света на гермошлеме суперскафандра стала и шире и ярче. Андрей отступил от линии верхнепереднего среза рефлекторной стороны фары. На всякий случай. Как и каждый пилот-профессионал, он хорошо знал, что это такое — взглянуть на солнце в открытом пространстве плохо защищенными глазами. Тем более на бело-голубое… Словно в качестве иллюстрации к его опасениям, сверху и слева будто хлыстом ударил по глазам отраженный (он сразу понял это) голубой луч — спасибо, мгновенно сработала светозащитная автоматика лицевого стекла. Он прикрылся рукой и посмотрел в том направлении из-под ладони. Рядом, буквально метрах в пяти от его собственного плеча, в голубой тени, которую давала голова-«утес», медленно поворачивался вокруг своей… диагональной, что ли, оси какой-то странный сине-зелено-черный предмет не крупнее «Казаранга». Или обломок предмета?.. Трудно сказать, что это-такое. Больше всего эта штука напоминала бутерброд. Между двумя неровными, плохо выпеченными галетами с бугристой, темно-синей (словно окалина на металле) поверхностью переливался голубыми и зелеными бликами довольно толстый слой чего-то, очень похожего на ртуть. Зеркальная субстанция, по-видимому, играла роль, если и не продолжения внутренней поверхности «галет», то клейко их соединяющего состава. Это видно и по вогнутому со всех сторон мениску слоя, и по тому, что «галеты» не слишком-то четко соблюдали ориентацию в пространстве относительно друг друга. Некоторый пространственный люфт у них определенно был. Даже во время медленного вращения было заметно, как «галеты» колыхались на зеркальной «подушке», сдавливали ее или растягивали. Догадайся попробуй, что это такое. Машина? Деталь машины? Осколок? Форма инозвездной жизни? Существо? В скафандре? Без скафандра? Разумное? Примитивное?

Андрей вскинул руку (с болтающимся на цепочке видеомонитором, про который он позабыл), крикнул:

— Эй, ты!

«Бутерброд» мгновенно перестал вращаться, замер. «Интересно, — удивился Андрей, — как эта штука сумела зафиксировать себя в пространстве?» Однако вслед за резкой остановкой вращения «бутерброд» продемонстрировал еще более удивительный кинематический трюк: верхняя «галета» сорвалась с места и моментально отпрыгнула далеко вперед, вытянув зеркальный слой в сверкающую ленту. Доля секунды покоя — и нижняя «галета», блеснув «обожженной» поверхностью, повторила прыжок напарницы. При этом сверкающая «лента» стремительно сократилась, словно резиновый жгут, втянулась в прежний объем зеркального слоя — отскочивший метров на сто пятьдесят «бутерброд» вернул себе первозданный облик. Никакого намека на реактивный способ передвижения… В компактном виде «бутерброд» неторопливо поплыл по дуге, намереваясь, вероятно, присоединиться к большой группе подобных ему особей.

Андрей схватился за видеомонитор. Честно говоря, ему было не по себе, когда эта штука висела рядом, и теперь он был рад, что она убралась. Если представители инозвездной формы жизни пугливы — это кстати.

— Эй, ты! — звонким эхом прозвучало в шлемофоне. — Эй, ты!..

Андрей посмотрел вслед уплывающему «бутерброду». — Эйты-эйты-эйты!.. — скороговоркой — прозвучало в шлемофоне, и компания бутербродообразных особей (числом, наверное, в несколько тысяч) на мгновение превратилась в ярко и остро сверкнувший веер серебряных стрел.

Это действо напомнило что-то до боли знакомое… Ах, да! Ну конечно! Так прыскает в разные стороны испуганная на мелководье станка рыбешек-мальков… Чего или кого пугаются эти твари? Своих разговорчивых собратьев?

Пока он вытряхивал утопленную в корпус видеомонитора черную бленду, трое «мальков» (уже в компактном виде добропорядочных «бутербродов») вошли и тень головы-«утеса» и зафиксировались тут ступеньками неподвижной лесенки. Каждый из «мальков» вдвое превосходил размерами первого посетителя. Занятый видеозаписью, Андрей не сразу заметил прибытие еще одного визитера. А когда заметил — взмахнул руками и громким голосом с пугающими интонациями закричал:

— Эй, ты!!!

Ни громкий голос, ни пугающие интонации действия не возымели: огромный «бутербродище» с темными многоугольниками вместо «галет» (это делало его похожим на обкусанный со всех сторон кусок пригорелого пирога) продолжал сближение с прежней скоростью, да еще покачиваясь на ходу. Андрей ввел поправку:

— Эй, вы!..

Реакция была мгновенной: три серебряных стрелы прошили пространство слева, исчезли где-то за спиной. А «бутербродище» выметнул, казалось, на полмира исполинскую перламутровую полосу. Выметнул и так же резво убрал. А когда убрал, то на таком удалении выглядел уже просто синеватой точкой.

— Эйвы-эйвы-эйвы-эйвы! — донесло эхо. И еще быстрее, захлебываясь, более высоким тоном; — Эйвыэйвыэйвы!

— Молодцы, — похвалил несколько ошеломленный стремительным разворотом событий Андрей. — Нарекаю вас эйва-ми! Отныне и на века.

— …Эйвамя-эйвами-эйвами!.. — прозвучало в ответ. — Века-века-века-века…

В черных глубинах космического океана то и дело выблескивали беспорядочными фейерверками пугливые «стайки мальков».

— С чего это вы такие переполошенные?.. — сказал Андрей. А про себя подумал: «Совсем — чужой этот мир, елки-горелки. Абсолютно не наше пространство».

— …Такие-такие-такие… — затоковало пространство.

Где-то близко с громоподобными всплесками один за другим опрокинулись сразу четыре айсберга. После этого кто-то пробормотал:

— Вышла из мрака младая… с перстами пурпурными Эос!..

Андрей узнал свой голос, но собственные интонации почему-то ему не понравились. Примолк и словно бы насторожился густо населенный болтливый мир.

— Что за стрекот там у тебя? — спросил голос Мефа Аганна. — Откуда помехи?

Копии слов звучали внятно, вполне узнаваемо, а вот вопросительная интонация была неестественно вялой, тусклой, безжизненной. «Как с того света, — подумал Андрей. — Убираться надо отсюда подобру-поздорову…»

Отступая, он старался охватить объективом всю видимую сферокартину. Он надеялся, что, может быть, какие-то участки ее удастся зафиксировать. На это оставалось только надеяться. Даже в тени исполинской фигуры было светло от зарева короны бело-голубого (а значит, высокотемпературного) местного светила. Само светило находилось где-то там, далеко внизу, а ослепительно белая бахрома его короны виднелась чуть ли не на уровне маски сверхвеликаньего гермошлема.

Понимая, что такая возможность может больше и не представиться, Андрей на подходе к драккару продолжал ловить объективом все, на чем задерживался взгляд. Случайно подняв глаза, он заметил на большом расстоянии сверкание колоссальной стан «мальков». Эйвы стремительно расплывались, однако не веером, а во все стороны. Вкруговую. Подобно тому, как дети изображают на рисунках лучи солнца. Что-то новое… Среди удирающих было много перламутровых полос. Но самая крупная, самая яркая полоса неподвижно «дымилась» (другое слово трудно здесь подобрать) в центре всеобщего кругового бегства. Вглядываясь до боли в глазах, он вдруг понял, что это не просто ленточная стадия отдельного эйва, а блистающий край какого-то большого объекта, слепленного из множества эйвов, собранных в одно место. «Дым» состоял из серебристой «пыли», а каждая пылинка — это, несомненно, эйв. Тысячи эйвов спешили слиться с компанией строителей объекта, а миллионы других по непонятной причине только что пустились наутек. «Странные закономерности чуждого мира», — подумал Андрей, остановился и уже по-другому взглянул на пылающее голубыми отблесками-«фонарями» прямоугольные выросты… Мириады эйвов? Спиралевидное их скопище? И ничего, кроме эйвов? Он отвернулся. Тоскливо подумал, что, если посредством этой примитивной видеозаписи удастся передать хотя бы десятую долю здешних образов и впечатлений, давнишняя романтическая мечта человечества о межзвездных контактах очень просто может перевоплотиться в неприглядную свою противоположность. Если, конечно, удастся… Он обреченно взглянул на часы. Попробовал задержать дыхание. Торопливо поковылял к драккару. Ощутив в груди спазм удушья, не выдержал — с жадностью отдышался. Подумал: «Где же обещанная Аверьяном способность долго обходиться без дыхания? Или я еще не вполне созревший экзот?» Цифры на часах бесстрастно свидетельствовали: не дышал он ровно две с половиной минуты. Совсем никакое это не достижение. И скоро придется жалеть, что экзотическая зрелость опоздала… По забывчивости он тоскливо, но глубоко, полной грудью вздохнул. Совершенно неэкономно. Слопал по меньшей мере двухминутный запас кислорода.