Григорий Василенко - Найти и обезвредить. Чистые руки. Марчелло и К° Страница 28

— А кто?

— Организация верных вам людей.

Улагай уставился на Гуляева и долго в упор смотрел на него немигающими жесткими глазами. Гуляев чувствовал на себе леденящий взгляд, словно перед его глазами поблескивал острый клинок. Надолго запомнилась ему эта немая сцена. Генерал так больше ничего и не сказал ему, оборвал разговор на полуслове и покинул номер гостиницы, где они встретились. Оставаясь под пристальным наблюдением верных Улагаю людей два долгих дня, Гуляев жил в неведении, не зная, чем заняться в незнакомом городе и как поступить, если к нему вообще больше не придут. Воспользовавшись рекомендациями Жоссе, он посетил его людей, показывал видимость полного разочарования и порывался к отъезду. Произносил везде на французском:

— И зачем только приехал?..

На третий день, как только до генерала дошли настроения Гуляева, он начал действовать, но на этот раз состоялась уже не простая беседа, был настоящий допрос в присутствии неизвестного Гуляеву полковника, фамилию которого Улагай назвал не сразу. Гуляев, однако, удачно разыграл оскорбленное самолюбие и сослался на капитана Жоссе, который понял его лучше, чем соотечественники. И снова стал корить себя безбожно: зачем только приезжал?!

— Познакомьтесь, господа, — наконец сказал Улагай.

Николай Васильевич облегченно вздохнул. Эти два слова и были переломными в напряженной перепалке между ним и Улагаем.

— Гуляев.

— Полковник Урумов.

— Полковник поедет с вами, чтобы на месте проинструктировать вашу организацию — отряды Сеоева и Малогутия. На этот счет он получил от меня необходимые инструкции. Урумову я верю, как себе. Передайте Малогутию мои поздравления по случаю присвоения ему чина войскового старшины. Минуя чин есаула. Он достоин.

Урумов, пожилой, болезненного вида кавалерист, молчал, а Улагай много говорил. Ему хотелось охватить все.

— На Кубани работают мои люди, — под конец сказал генерал, — вы будете с ними соприкасаться через краевой фланг. Полковники Орлов и Козликин должны действовать сообща, а также поддерживать связь с Сеоевым. Сеоеву передайте, чтобы и он не уклонялся от связи с Орловым и Козликиным. Каждая группа должна действовать на определенной ей территории. Орлов и Козликин в Баталпашинском отделе, а Сеоев в Осетии и на Тереке. Они должны закрепиться на этих местах, а потом уже приступить к подготовке восстания. Таково мнение терского правительства.

Прощаясь с Гуляевым и напутствуя его, Улагай не удержался и от поучений:

— Казак — это чисто российское явление, и с ним надо уметь ладить, как это с успехом делал совсем недавно я. И не беда, если казак посчитает ребра комиссару или отберет у него все до иголки. В такой свалке, как в России, мы казакам можем многое простить. Казаки — народ особый. Вот в Турции мне пришлось слышать, как француз спросил одного казака: «Ах как ты сильно намазал дегтем сапоги, прямо дышать нечем. Зачем ты это сделал?» — «Запах дегтя для меня, — отвечал ему казак, — шо тоби пахучий турецький табак».

Гуляев молча слушал. Он убедился, что Улагай не терпел даже самых малых возражений. Свою миссию Гуляев считал выполненной. С ним ехал в Россию эмиссар Улагая. Об этом думал Гуляев, стоя перед Улагаем, а тот все рассуждал:

— Перед пасхой думаем собрать в Марселе казаков-эмигрантов на вечеринку и организовать их в станицу. Назовем ее Марсельской.

Накануне Улагай встретился с комендантом эмигрантского лагеря в Марселе Беком и попросил его организовать отправку в Россию на пароходе двух человек, минуя официальные оформления документов. Бека учить этому не приходилось. Он уже не раз занимался подобными операциями и был целиком в курсе дел, так как совмещал должность коменданта лагеря и, по старой привычке, контрразведывательные функции среди русской эмиграции. Бек связался с французской полицией, где его хорошо знали не только как коменданта, но и как человека, занимающегося переправкой нужных людей в Советскую Россию. У него всегда был на примете какой-нибудь хорунжий, есаул или подъесаул, который мог согласиться на любую работу.

Урумов и Гуляев без всяких осложнений прошли на пароход.

— Ни пуха ни пера, — сказал им тихо у трапа Бек.

— К черту, — ответил Гуляев.

Бек стоял на пристани и ждал, пока от причальной стенки отойдет пароход. Глядя на него, Гуляеву пришли на ум слова Смиренина, сказанные им в Новороссийске при прощании: «Россия без них обойдется, а они без России нет. Не забывайте этого изречения великого писателя. Оно вам пригодится там».

Гуляев часто выходил на палубу и всматривался в морскую даль. Родные берега были еще далеко. Урумов в каюте заметно нервничал, ворчал и удивлялся спокойствию своего спутника, которого он называл не иначе как молодым человеком. В то время Гуляеву еще не было и тридцати. Собираясь в командировку, он намечал осмотреть достопримечательности Константинополя, древнего города на берегах Босфора. Но, пожалуй, кроме храма святой Софии, султанских дворцов и мечетей, больше ничего не видел. С тяжелыми думами он ходил по лабиринту константинопольских улиц, насмотрелся вдоволь на бедность и нищету простого люда, соблюдавшего законы шариата и мусульманский месячный пост рамазан. Нередко ему приходилось обходить турка, молящегося на коврике там, где его застало время намаза.

Урумов, поджидавший Гуляева в каюте, поинтересовался, что тот видел на палубе.

— Ничего, кроме бесконечного моря. Но скоро уже покажутся берега.

— Море можно наблюдать и в иллюминатор, — сказал Урумов кисло.

— В иллюминаторе совсем не то море, какое оно с палубы. Какая ширь, какая сила, какая стихия! Помните У Пушкина?..

— На палубе сквозняк. А у меня ишиас, молодой человек, — не стал слушать рассуждения Гуляева полковник.

— Сквозняки охватили и Турцию. Вы не задумывались, господин полковник, над тем, что и в Турции революция выбросила Антанту? Казалось бы, Антанта защищает турок, а турки попросили ее убраться. Россия дала пример и туркам, не правда ли?

— Молодой человек, когда я слышу такие рассуждения, я всегда вспоминаю, что у нас своих забот предостаточно и мне нет никакого дела до турок, — с некоторым раздражением отвечал Урумов.

— Господин полковник, извините. Мне хотелось только услышать от вас мудрое слово. Я, пожалуй, пойду все же на палубу. Ужасно хочется не пропустить появление на горизонте берегов Кавказа.

Подставляя лицо свежему морскому ветру, Гуляев подолгу оставался на палубе, радуясь ни с чем не сравнимому чувству — возвращению домой.

16

— Пока ты там курил турецьки табаки, тут у меня разговор был с мужиком из Павловской, — рассказывал Крикун Гуляеву. — Да... Появились там два мукомола. Документы у них как будто в порядке, а вот откуда заявились эти летуны — вопрос. Чую, шо у них что-то нечисто. А шо?.. Откуда деньги? Да еще кружку в мешок бросили. Мужика того, Карася, отпустил домой, он тут же смылся. И они тоже. Получил выговор от Васвас. Ото, Карась муку кому-то приносил. А кому, не признался. Его опять тут же послали с оклунком в лес — и нема. Мы ждем, а он пропал...