Олесь Донченко - Карафуто Страница 28

Сначала ориентироваться по этим признаками было тяжело. Казалось, что мох растет везде, что ветви растут одинаково густо с обеих сторон. Но со временем Володя научился замечать разницу, он искал одиночные деревья на лужайках и видел, что в самом деле с одной стороны ветви гуще и длиннее.

Третью ночь на воле Володя провел среди валежника, нашел удобное место между двумя упавшими лиственницами. Ночью он слышал мяуканье рыси и где-то далеко медвежий рев. Он проснулся от этих звуков, и хотя был очень утомлен, но заснуть уже не мог до утра. Каждый шорох заставлял настораживаться и сильнее сжимать сучковатую тяжелую дубину, которую он себе подобрал.

Утром, когда еще даже не совсем рассвело, Володя услышал человеческие голоса. Со страхом схватился со своего деревянного ложа.

В голове пронеслась мысль о погоне. Осторожно выглянул из-за упавшего ствола. Утреннюю тишину иногда нарушал стук дятла или вопль неизвестной птицы. Порхала синица, неизвестно откуда взявшаяся в этом захолустье. Она озабоченно осматривала кору деревьев и, увидев Володю, вдруг будто изумленно застыла, потом с коротким писком метнулась в чащу и исчезла.

Ничто не указывало на присутствие человека. Тем не менее юноша был уверен, что минуту до этого в самом деле слышал человеческие голоса. Возможно, это была погоня.

Однако скоро Володя успокоился. Ведь ясно, что контрразведчики не будут искать его в тайге, так как это бесполезное дело. Можно пройти в двух шагах от человека и не заметить его.

Конечно, в таком случае может помочь собака-искатель. Но долго ли она будет держать след? Володя столько раз переходил неглубокие озерца, шел по кочкам через болота, что давно уже замел за собою все следы.

Бесспорно, его будут искать не в тайге, а в таежных поселках у границы. Инаба Куронума, наверно, уже позаботился обо всех мероприятиях, не позволяющих пропустить беглеца через границу.

Володя решил немедленно идти дальше на север. Будь что будет, а он перейдет пограничную линию. Он должен это сделать, так как в плену у японских самураев остался отец, который ждет освобождения.

Эту пограничную линию Володя представлял себе довольно неясно. Он мог вдруг оказаться в полосе границы, даже не зная этого. Юноше угрожала неожиданная встреча с японским пограничным патрулем.

Володя шел теперь с большой осторожностью. Кто знает, может он уже в пограничной полосе?

Неожиданно парень остановился. Совсем недалеко он услышал звук, который заставил его сердце забиться быстрее. Юноша спрятался за ствол лиственницы и начал выглядывать оттуда осторожно и испуганно…

Звук повторился… Это был звон железа. Потом зашипел пар и послышались возгласы людей.

В тайге шла работа. Возможно, тут прокладывали железную дорогу или строили нефтяные вышки.

Володя стремглав сорвался с места и бросился бежать в противоположную сторону.

Он старался бежать по возможности бесшумно, то и дело оглядываясь и ловя ухом голоса и далекий гомон. И впервые подумалось Володе, что за трое суток он прошел, наверное, совсем немного, и возможно, господин Инаба Куронума с жандармами совсем не так далеко, как он надеялся.

Что-то звякнуло под ногой. Володя наклонился и с большой тревогой, не веря своим глазам, вглядывался в блестящую вещь из обычной жести. Это была банка, пустая банка из-под консервов.

«Консервы? В тайге?»

Володя крутил банку в руках, рассматривая налепленную на нее этикетку японской консервной фабрики. Бумажная этикетка была не повреждена, а жесть нигде не заржавела. Значит, люди здесь были недавно, совсем недавно…

Юноша почувствовал опасность, более страшную, чем встреча с дикими зверьми. Что — звери! А здесь можно было нарваться на встречу с Лихолетовым!

Юноша настороженно озирался. В любое мгновение тут мог появиться враг. Володя шел, прячась за стволами деревьев. Создавалось такое впечатление, что он уже окружен и в какую бы сторону ни пошел, всюду попадет в засаду.

В скором времени Володя услышал что-то похожее на унылую, однообразную песню. Вдали мелькнула широкая просека.

Выглядывая из-за ствола, Володя увидел группу людей. Один из них выводил нескладный мотив, и тогда все разом поднимали вверх кирки и били землю. Это было очень похожее на русскую «Дубинушку».

Рабочие строили в тайге дорогу. Вероятно, это должна быть узкоколейка к лесоразработкам или к нефтяному промыслу. Спины блестели на солнце; взметались и падали кирки.

Володя взял вправо, чтобы обойти лужайку. Он перешел линию недостроенной еще узкоколейки и снова выровнял направление на север, ему подумалось, что дорогу, возможно, прокладывали к границе и что, наверное, началась уже пограничная полоса.

Шел он долго. В голове носились мысли о границе, что ее надо перейти обязательно ночью.

Главное, чтобы не попасться, чтобы избежать рук японской контрразведки. Главное — выполнить отцовское поручение, перейти границу!

Задумавшись, продирался Володя сквозь чащу и тут лицом к лицу встретился с человеком в серой рубашке и грязных серых брюках.

Неизвестный был обут в деревянные ботинки — геты. Из-под коротких штанин выглядывали голые ноги, черные от грязи. В руках у него болталось небольшое ведерко с белой краской и подмазок.

Черные глаза неизвестного с любопытством осматривали Володю. Какой-то миг оба молчали, изучая друг друга. Володя понял, что это японский рабочий. Сероглазый, загорелый, с непокрытой головой стоял он перед юношей и сам, наверное, испуганный их неожиданной встречей.

— Здравствуйте! — первым поздоровался на японском языке Володя.

Японец почему-то быстро оглянулся вокруг и только потом ответил на приветствие.

— Кто ты? — спросил он у юноши. — Ты русский?

Володя молчал. Рабочий, наверное, заметил, что юноша смутился. Он подошел ближе, заглянул снизу в Володины глаза и шепотом сказал:

— Я знаю, кто ты.

Володя быстро глянул на японца.

— Я знаю, — говорил тот дальше. — Вчера на лесоразработки приезжал полицай и всех спрашивал, не видели ли мы молодого русского… преступника, который бежал из тюрьмы… Нет, нет, я знаю. Он говорил о тебе…

Володя видел, что врать нет смысла. Наоборот, здесь надо говорить правду. Если японец захочет его выдать — ничто не поможет.

— Да. Я из Советского Союза, — сказал юноша.

Японец пристально глянул на него.

— Я думал, что ты — из белых. Я не знал, что ты из Советского Союза!

На его лице ясно проступили теперь и радость и большая тревога. Он глянул на ноги юноши, на его крайне истоптанные башмаки, из которых выглядывали исцарапанные, окровавленные пальцы, на разодранную одежду и щелкнул языком.