Владимир Козлов - Горькое молоко – 3. Сайга для деда. В погоне за кардиналом Страница 3

– А Клавдия не обещала тебя поздравить, или она в деревне гостит у родителей? – спросила Ирина.

– Нет, поехала вчера на экскурсию в храм Серафима Саровского в Дивеево. Думаю, к вечеру будет у меня. И запомни Осинки не деревня, а современное село со своим храмом, клубом и торговым центром.

– Сам своё село часто деревней называешь, вот я на твой манер её обозначаю.

– А и правда, что это я на тебя накинулся? – задумался он, – знать, не бывать нашей свадьбе сегодня. Ирина только улыбнулась, но пререкаться с ним не стала, а только спросила:

– А ты сам – то, что в Дивеево не поехал? – Я слышала там лечебные источники хорошие.

– Я там был не единожды с Зуритой и Сергеем в начале лета ездил. Я на этой святой земле заодно и крещение принял. Некрещеным всю жизнь прожил. Ничего страшного не произошло. Бог был милостив, меня не обижал всё это время.

– Как – же не обижал? А три с лишним года в зоне забыл, а как второй раз чуть срок не схватил? Всё – таки полтора месяца в тюрьме просидел не за что. Это разве не божье наказание.

– Конечно, нет, – разволновался Дед. – Разобрались, выпустили потом и дело закрыли. Мне тогда с сокамерниками повезло. Сидел со мной один хороший парняга Валера Пикин, он, то мне и посоветовал, как выпутаться с того дела. Помню, ему тоже моя наколка на спине понравилась Витязь в тигровой шкуре. Срисовал у меня, её, и пока я сидел, ему набили на спину, такую – же один к одному. А срок мне тогда корячился реальный, но обошлось. Случись бы это у нас в городе, дело замяли бы сразу. Меня арестовали на острове в Горьком, и ружья тогда я чуть своего не лишился. Когда разобрались, всё вернули и извинились даже. Но сорок пять дней в следственном изоляторе просидел. Моя вина там была небольшая, – находку с запасными частями от легковых автомобилей, тащить в лодку. Вот тогда засада меня и сграбастала. А мыслишка у меня коммерческая была налево находку продать. Потом поймали натуральных похитителей. Много их тогда человек на скамье подсудимых оказалось. Они несколько лет тащили с автозавода запасные части. Срока получили, от трёх до десяти лет.

Дед задумался, и резко взглянув на Ирину, неожиданно промолвил:

– Давай выпьем лучше, и ты меня больше на такие воспоминания не наводи. Я о своих проведённых днях в неволе ни с кем не хочу разговоры вести.

– Сам меня пригласил на застолье воспоминаний, и я виновата.

– Так ты приятное вспоминай, как мы время в молодости хорошо раньше проводили. Или забыла?

– Почему забыла? – но мы совсем недавно все воспоминания с тобой в присутствии Вовки перемолотили. Неужели не помнишь?

Дед свёл к переносице брови:

– Я, то помню, а вот ты забыла. У меня не бывает провалов в памяти. Не при тебе будет сказано, но я иногда искусно маскируюсь от болтунов и всезнаек. Бывает даже, тугоухость свою включаю, хотя слух у меня идеальный.

Он озорно улыбнулся и продолжил доказывать Ирине, какая у него превосходная память:

– Вот ты девушка помнишь о приятном прошлом? Нет! А я готов вспоминать счастливые денёчки и по твоим и по своим пальцам.

Ирина взяла бутылку с красным вином со стола и налила себе в бокал. Сделав глоток вина, она поставила на стол и налила из графина Деду в стопку водки. Они выпили и закусили спиртное пастилой. Ирина изящно, двумя пальцами выдернула из стакана белоснежную салфетку и, вытерев губы, сказала:

– Ты давай не задавайся? Тоже мне архивариус нашёлся! Да для меня все события связанные с тобой, как будь – то вчера произошли. – Как мы все праздники вместе проводили. Как ты нас на охоту и на рыбалку за собой всегда таскал под видом похода. А моему покойному Лёне, так и не привил любовь к природе. Но ты меня не обманешь. Я знаю, что ты хочешь услышать от меня сегодня. Тебе приятны воспоминания о былой славе футболиста Ивана Беды! Это я тоже помню Ванюша. Раньше был у нас футбол. На стадионы народ шёл, и не только на него, но и на другие спортивные мероприятия посмотреть. Я помню, как в то время работала на плодоовощной базе калибровщицей. Ты меня с Лёней в секцию стрельбы привёл и сказал: «Хватит лук калибровать. Пора и свинцом заняться». Я тогда приноровилась к стрельбе и грамоты у меня ещё сохранились, а из Лёни стрелка хорошего не получилось. Руки у него тряслись всегда, после операции.

…У Ирины выступили слёзы, но это были слёзы уже не от лука, а от воспоминаний своего покойного мужа и выпитого вина. Прошло около пятнадцати лет, как она его похоронила. Она молодой вышла замуж за инвалида. Леониду, после серьёзной травмы полученной в Куйбышеве, дали вторую группу инвалидности. И Ирина при нем была больше нянька, чем супруга. И этот крест она несла до последних дней его жизни. Она сама выбрала себе такую участь, так как, в его частично потерянном здоровье, считала себя больше виноватой, чем он сам. Она салфеткой аккуратно промокнула глаза:

– Не получается у нас Иван с тобой приятных воспоминаний, вот и ты слезу из меня выдавил.

– Успокойся Ирина, – начал утешать её Дед, – жизнь всё равно удалась, хотя и была она у тебя порой трудной.

– Вань, всё бы ничего, да вот детей и внуков у меня нет, как у тебя. А это считай неполноценная жизнь. У меня всю жизнь ребёнок был один, – мой супруг. Я часто задумывалась над этим, и считала всегда себя одинокой. Хотя, кажется вот рядом детский дом стоит, сходи и реши этот вопрос. Но тогда были живы его родители, а они были противники, что – бы я, кого – то усыновляла или удочеряла. Когда их не стало, мне с Лёней хлопот больше досталось, тогда уже этот вопрос сам по себе отпал. Всё моё утешение было в твоих детях, а Соня с Катей, две черносливины для меня всегда были, как родные. Альберт – то у тебя с характером мальчик был, гордым и недоступным, как пик Коммунизма. Мальчики все считай такие, а девочки они ласковей. Я тебе всегда завидовала. Думала, хваткий мужик получился из Ивана Беды. Всё успел в жизни и в тюрьме посидеть, – она на секунду прервалась и извиняющее посмотрела на Ивана Романовича, приложив руку к груди, и продолжила; – в футбол наиграться, дичи настреляться, рыбы до отвала наловить, женится, детьми, и внуками обзавестись. Вот, как много всего успел сделать.

– Дом в селе перестроил и деревьев целый лес посадил, – закончил с улыбкой на губах Дед.

– Ну, допустим, дом не ты перестроил со своим радикулитом, а твои племянники с толстыми кошельками.

– А кто прорабом строительства был? Я – гордо заявил Иван Романович.

– Ты, ты – не переживай, я знаю это. Я шучу Ванюша. Эх, какого я мужика упустила в те далёкие годы. А ведь я тогда прилегла с тобой, не для того чтобы согреется. Думала, может, ты слабым окажешься по женской части. А ты даже и носом не повёл, ощутил меня только утром у себя под одеялом, когда проснулся.

– Ты Ирка не жалей об этом. Я тогда уже женатым был и Манану ни на кого – бы не променял. Я её очень сильно любил, и думаю о ней почти каждый день.

Ирина хорошо знала, как любил и боготворил Иван свою жену, и ни когда не вторгалась в их жизнь со своей тайной любовью. Тем более, они с Мананой были лучшие подруги. Потому, ни по церковным канонам, ни по человеческим правилам жизни, она и не помышляла затушить этот семейный счастливый очаг. Нельзя сказать, что она была одержима в своих мечтах. Нет! Но после смерти Мананы, она ясно понимала что, наконец – то настало время свою домотканую, сермяжную судьбу превратить в плюшевую жизнь. Сегодня настал самый подходящий день для сближения. И она, откинув все меры приличия, без всякого труда начала закидывать удочку на своё будущее семейное благополучие:

– Иван Романович, тебе пора подумать о другой жизни.

– И о какой жизни я должен думать?

– Как старость встретить красиво. Ты ещё крепкий мужчина, если конечно не считать твою спину. Но я тебе её вылечу, – пообещала она. – И закопаем мы с тобой свои одиночества глубоко, глубоко.

– Ирка, ты никак сватаешь меня? – но мы – же с тобой и так всю жизнь, как родные, тем более ты кума моя. – Он почесал затылок, задумался, потом добавил: – Да и вроде не по – человечески это, – люди скажут, в трауре ещё находится старый чёрт, а жениться надумал. Не хотелось бы мне быть на языках знакомых людей.

Он задумался, потом налил себе соку в фужер. Половину выпил, остаток дал допить Ирине:

– Знаешь, что? – привстал он со стула.

– Пока не знаю, – обворожительно улыбалась она.

– Все вопросы по сватовству задавай дочкам и Клавдии, – выпалил он, – я с ними в контрах не хочу жить.

Она облегчённо вздохнула, поняв по его словам, что в общем – то он не против создания семьи. И продолжила напористо его атаковать:

– Ты мне час назад сам предложение сделал, а теперь заднюю скорость включаешь. Нет, дружок, – первое слово дороже второго. Хочу тебе ещё сказать про твоё траурное табу, – этот условный запрет распространяется на тех, кто не достиг шестидесятилетнего возраста. А твоя Клавдия и дочки думаю, мне сами предложат, чтобы я к тебе переехала жить. Клавдия мне уже говорила: «Нам говорит, молодая курочка для него не нужна, чтобы заранее его в гроб загнала. А ты Ирина, сама с ним договаривайся на предмет сожительства».