Аркадий Гайдар - Тайна горы Страница 3

Реммер поздоровался с инженерами и с удивлением посмотрел на короткого и толстенького мистера Пфулля, не совсем понимая, как это такой пухлый и круглый человечек может быть ярым охотником, да ещё на такого крупного зверя, как медведь.

В продолжение нескольких дней Реммер осматривался и наблюдал за кипучей жизнью посёлка Золотой горы.

Каждый день дальше в горы на восток отправлялись новые и новые люди. Иногда с востока приезжали инженеры, оборванные, грязные, с озабоченными энергичными лицами. Они отправлялись в кабинет концессионной конторы, о чём-то подолгу докладывали мистеру Янсону. Потом в Москву начинали посылаться доклады, а в газеты Штольц посылал соответствующую информацию:

«Обнаружено золото рядом с восточной границей района концессии…»

«По заключению инженера Бранта, мощная золотоносная жила должна проходить у восточной части концессии…»

Читая эти короткие сообщения, Реммер невольно удивился. Он начинал чувствовать, что подозрения его относительно Штольца на этот раз начинают немного колебаться.

В самом деле, американская концессия охватывала сравнительно небольшой район. Всем было хорошо известно, что концессионеры старались расширить его и потому изыскания производят по соседству. Ясно, что им было бы выгоднее умалчивать о новых открытиях, а если не умалчивать, то по крайней мере преуменьшать их значение.

А тут?.. Телеграммы Штольца — чёткие, определённые и, по-видимому, соответствующие действительности.

У Реммера со Штольцем были старые счёты, и Реммер имел основание подозревать его кое в чём. Но в данном случае Штольц действовал, по-видимому, вполне честно.

Через неделю Штольц куда-то исчез из посёлка. Реммер спрашивал у Янсона, у инженеров, зашёл даже к мистеру Пфуллю. Мистер Пфулль был дома, сидел в кресле с грелкой на животе и с ногами, укутанными в плед, пил какао.

Мистер Пфулль извинился за свой домашний костюм и объяснил, что ему весьма нездоровится, потому что во время последней охоты он оступился, сорвался с уступа скалы и, падая, получил сильные ушибы.

Реммер высказал соболезнование, надежду на скорое выздоровление, но в душе остался при сильном подозрении, что у мистера Пфулля просто насморк и больше ничего.

О Штольце он ничего не узнал. Но вечером двое рабочих передали, что видели Штольца в сопровождении каких-то двух бродяг, направившихся в лес на северо-восток.

Реммер удивился: почему на северо-восток? В той части не производилось никаких изысканий, ибо инженеры единогласно пришли к заключению, что россыпями та сторона наиболее бедна.

Утром Реммер и Баратов тоже отправились в далёкую прогулку на северо-восток.

В первый и во второй дни им ещё попадались одиночки приискатели, копающиеся по берегам горных ручьёв. Но ещё через два дня они попали в такую глушь, где не было никого и ничего.

Решили отдохнуть. Устроили из ветвей шалаш, натаскали травы, съели по коробке саморазогревающихся консервов и легли спать.

Чёрными хлопьями падала на землю густая тьма. Было тепло, тихо и безветренно. И оба крепко уснули.

Ночью первым проснулся Баратов. Он насторожил слух, потёр виски и выполз из шалаша. Потом вернулся и дёрнул Реммера за рукав.

— Что ты? — спросил тот, вскакивая.

— Ты ничего не слышишь?

— Нет, ничего.

Прислушались. Всё было тихо-тихо.

— А что?

— Так, ничего, — ответил Баратов. — Мне показалось, что кто-то…

— Кричит, что ли? — перебил его Реммер.

— Нет. Что кто-то поёт.

Оба рассмеялись.

— Кто тут ночью будет распевать?! Давай спать дальше…

Вятский мужичок, дядя Иван, тот самый, с которым Реммер разговаривал на пароходе, человек был хитрый и дошлый.

Добравшись до приисков, он прикинул умом и сообразил, что ежели народ прёт больше к юго-востоку, то ему прямой расчёт немного удариться в сторону, чтобы, ежели будет удача, не делиться с кем-нибудь, а одному заграбастать всё.

Вот почему через некоторое время дядю Ивана можно было увидеть с мешком за плечами и огромной допотопной шомполкой пробирающимся через густые причудливые леса в верховьях реки Вишеры.

— Ну и места, — бормотал он, весело продвигаясь вперёд и покуривая набитую махоркой трубку. — В жизнь не видал таких местов.

Шёл дядя Иван три дня и думал так: «Дойду до места, а там и искать буду».

«Место» это представлялось дяде Ивану как нечто определённое, ну, вроде, скажем, своей пашни либо огорода, обнесённого жердями. Во всяком случае, дядя Иван был твёрдо уверен, что «место» должно иметь свои отличительные черты, по которым он его сразу узнает.

Но на шестой день зашёл дядя Иван в такую глушь, что и поворотиться некуда. Сел он тогда на камень и подумал, не сбился ли он уже с дороги и не осталось ли «место» в стороне: либо влево, либо вправо. И после некоторого раздумья повернул дядя Иван вправо.

Шёл он опять до тех пор, пока не упёрся в старую седую гору, а из той горы ручьи бегут прямо из-под земли; речонка рядом пробегает светлая, быстрая, цветов сколько хочешь, и птицы поют очень приятно.

Скинул дядя Иван сумку, взял топор и срубил себе крепкий шалаш. Потом соснул немного и пошёл бродить по берегу речонки. Присматривался старательно к речному песку, собирал его на лопатку и подносил к хитро прищуренным глазам. Но, однако, не было в тот день удачи дяде Ивану, и ничего он для первого раза не нашёл.

И вот однажды, копаясь возле речки, поглядел дядя Иван на куст, разросшийся рядом, и увидел, что торчит из земли железка какая-то. Потянул он её и вытянул из-под прелых листьев остов ржавой, никуда не годной винтовки.

Чудно что-то показалось дяде Ивану. В эдаком месте, куда, можно сказать, ни один человек ни ногой за всю жизнь, должно быть, и вдруг ржавая солдатская винтовка. Стал он копать ещё и нашёл старую шапку необыкновенного фасона, которую нельзя из-за ветхости целиком вытащить.

Ещё больше удивился дядя Иван и стал думать, припоминать. Какой такой народ — либо мордва, либо киргизы — шапки такие носят? И вспомнил, что ни у мордвы, ни у киргизов не видел он шапки-будёновки, а видел он их десять лет тому назад, когда были тяжёлые годы и когда здорово красные дрались с белыми.

Стал ещё искать что-либо дядя Иван, но так-таки больше ничего не нашёл.

В течение двух дней Реммер и Баратов охотились, отдыхали или лазили по горам.

Горы были странные, изломанные, особенно одна. Она была источена ветрами, покрыта низкими корявыми деревьями, и несколько глубоких трещин врезывались в её грудь.

Однажды Баратов, рыская с ружьём по гуще, оступился и едва успел ухватиться за корень соседнего дерева. Он вытянул ногу из какой-то ямы, посмотрел вниз и содрогнулся: под ногами был тёмный глубокий колодезь, с краями неровными и заросшими мхом.