Луи Буссенар - Среди факиров Страница 3

Обыкновенно оскорбленный тихо опускает голову и исчезает, чувствуя себя достаточно счастливым, если имеет дело не с джентльменом, заслуженным боксером, от встречи с которым ему бы не поздоровилось.

Но теперь было не так; к изумлению англичан, оскорбленный человек вдруг гордо поднял голову и бросил на неосторожную ужасный взгляд. Его тонкий орлиный профиль выразил неописуемую ярость, зубы заскрежетали.

Быстрый, как мысль, он вытащил из-за пояса кинжал с рукояткой, богато украшенной каменьями, и вонзил его в грудь несчастной, которая упала, прохрипев умирающим голосом:

— Он меня убил! Боже, сжалься надо мной!

ГЛАВА II

Бедная мать! — Убийца. — Брамин 2]. — Первая забота. — В военном госпитале. — Наука и преданность. — Перед судом. — Осуждение. — Худа как смерть. — Труп. — Ярость. — Фанатизм.

Патриком и Мэри овладел невыразимый ужас, когда они услышали отчаянное восклицание матери и увидели, как она зашаталась, пораженная смертельным ударом. Они инстинктивно бросились вперед, протягивая дрожащие руки, чтоб поддержать падавшую несчастную женщину, которая конвульсивно схватилась за воткнутый в ее грудь кинжал. Из груди детей вырвался неудержимый крик: «Мама, милая мама!» Кровь текла потоками из раны, скопляясь в зловещее пятно на легкой шелковой материи платья. Глаза раненой, расширившиеся от ужаса и боли, затуманились, делались стеклянными.

Рот, на котором только что играла улыбка счастливой и гордой матери, покрывался розовой пеной. Бедные дети, терзаемые ужасной мыслью о близкой смерти матери, продолжали отчаянно кричать:

— Мама! Маму убили! Помогите, помогите!

Все это продолжалось в течение нескольких трагических секунд, долгих, как мучительная вечность. Они не видели убийцу, не искали его, поглощенные горем. Убийца смотрел с диким равнодушием на эту сцену отчаяния; он не пытался бежать и, казалось, испытывал зверское удовольствие при виде умирающей, при виде крови и испуганных детей. По красному шелковому шнурку, висящему на его плече, можно было узнать брамина, одного из избранных той страшной священной касты, которая никогда не хотела покориться под английским игом, всегда старалась подзадоривать бунтовщиков и которой повинуется целая армия фанатиков. Он не был один, как можно было бы подумать по первому взгляду, среди этих людей, которые толпами сбегались со всех сторон, подняли раненую, старались ей помочь и перенесли ее в магазин, двери которого раскрылись перед ней настежь. Несколько плохо одетых индусов, со зверскими чертами лица, отделились от толпы, сгруппировались около брамина, окружили его и старались увести. Вероятно, это были факиры[3], им в иных случаях удается помочь виновному избегнуть наказания. К счастью, матрос Королевского флота, гигант в белой фуражке, одетый весь в красное, издали видел все происходившее; он бросился к этим мрачным телохранителям, растолкал их, схватил убийцу за ворот и крикнул громовым голосом: «Товарищи, ко мне!» Полдюжины военных, которые бродили перед магазинами, прибежали, отстранили группу индусов, и скоро убийцу увели при громких возгласах европейцев: «Смерть ему!»

Тут же проходил военный доктор. Он увидел леди Леннокс, лежавшую на тростниковых носилках, белую, как полотно. Он вошел, взял ее за руку, пощупал пульс и печально посмотрел на раненую. Присутствовавшие в кратких чертах рассказали ему о случившемся. Патрик и Мэри, убитые горем, стоящие на коленях возле носилок, смотрели на него сквозь слезы и умоляли о помощи. Пульс еще незаметно бился. С бесконечными предосторожностями доктор попытался вытащить кинжал, и хотя эта попытка, исполненная со всей возможной быстротой и осторожностью, удалась вполне, но она вызвала у больной болезненное хрипение. Наконец, дело было кончено, и раненая грудь стала приподниматься от свободного дыхания. «Как бы там ни было, — прошептал доктор, — мы сделаем все возможное».

— О, вы спасете ее, не правда ли? Вы спасете нашу бедную маму! — воскликнули дети с трогательным выражением настойчивой мольбы. В магазине невозможно было оказать больной необходимую помощь. Доктор велел немедленно перенести ее в военный госпиталь, находившийся, к счастью, недалеко. Итак, ее осторожно вынесли, держа зонтик над ее головой; дети следовали за печальным шествием, которое походило на похороны. Слух о покушении распространился на соседних улицах с той быстротой, с которой всегда распространяются плохие вести. Белая была убита туземцем! Европейцы, национальная гордость которых была задета и которые не могли теперь чувствовать себя в безопасности, приходили в негодование, волновались и громко требовали, чтоб были приняты строгие меры. Кто-то узнал Патрика и Мэри. Итак, убитая была леди Леннокс, жена герцога!.. Ярость и страх еще усилились от того, что убийца осмелился поднять руку на особу, принадлежавшую к высшей аристократии!

Тем временем шествие подошло к госпиталю. Раненой предоставили офицерское помещение и, конечно, ее сыну и дочери позволили оставаться при ней. Здесь доктор мог позаботиться о больной. Он исполнил свое дело с умением, самоотвержением, вообще со всевозможным старанием. Чтоб предупредить обморок, который мог бы повлечь смерть, быструю остановку сердцебиения, он быстро сделал подкожное впрыскивание эфира, потом немедленно другое впрыскивание — кофеина. Пульс стал биться сильнее, и на щеках появились легкие розовые пятна. Так как несчастная женщина потеряла уже много крови, нужно было быстро, в пределах возможного, возместить эту потерю. С помощью опытных ассистентов хирург сделал вливание в жилы искусственной сыворотки, что немедленно же сказалось. Потом он не переставал слушать сердце и легкие, повторяя попеременно подкожные впрыскивания; таким образом ему удалось поддержать жизнь в течение суток. Дети, сидевшие в соседней комнате, заглядывали время от времени или подходили тихонько на цыпочках. Увидев, что мать еще живет, они бросали на доктора долгий благодарный взгляд и удалялись с надеждой в сердце.

В это самое время председатель Главного Суда, живущий в Калькутте, собрал всех подведомственных ему судей. Убийца удостоился чести быть судимым Верховным Судом, в виду того что он покусился на жизнь белой, притом женщины, принадлежавшей к высшей аристократии. Формальности продолжались недолго и краткостью своей напомнили неумолимое и немногословное правосудие военных судов. Действительно, убийца был захвачен на месте преступления, поэтому следствие было не нужно. Обвиняемый знал это, но, по-видимому, нисколько об этом не беспокоился, сохраняя все время полное и невозмутимое спокойствие; перед судом он обнаружил просто удивительное хладнокровие.