Михаил Зуев-Ордынец - Библиотека приключений в пяти томах. Том 2 Страница 3

В открытую дверь видно было, как спрыгнувший на рельсы сторож ударил пяткой в шпалу. Пятка вошла глубоко в дерево.

— Беда, комсомол! И тут все прахом пошло! — злобно проныл Зосима.

Снова залихорадил “Морзе”. Аппарат отстрекотал ответную дробь: Красноводск ответил. Володя начал передачу. “Красноводску… говорит Бек-Нияз. Задержите все поезда. Связь Ашхабадом порвана. С вами тоже ненадежна… — повторял комсомолец вслух передаваемые слова. — Окольной связью сообщите Ашхабаду- прекратить движение. Полотно дороги разрушено. Бек-Нияз подвергся налету многочисленных…”

— Иван Степаныч, в сотый раз тебя прошу, уедем с проклятых Каракумов в Россию, в родную нашу Смоленскую, — застонала за их спинами незаметно подошедшая начальница. — То песчаные бури, то басмачи, то вот какая-то белая насекомая…

— Замолчи, Марь Николаевна! — сурово оборвал ее муж. — Все побегут, кто же на посту останется? Надо, мать, надо! Потерпи…

Аппарат прекратил вдруг свое металлическое стрекотание.

Истребительный поезд комвзвода Мокроуса

Мощный курьерский бегун, посвистывая форсунками и лязгая на стыках, мчался в ночь, в пески. За ним, мотаясь, мчались четыре темных товарных вагона. Мелькали, отскакивая назад, будка за будкой, верста за верстой. Иногда паровоз кричал тревожно и громко. Тогда командир взвода Мокроус, нырявший в полусне головой, встряхивался и бормотал неизменное:

— Поддай, браток, пару. Может, наших порубали уже гады-басмачи!

— Больше некуда! — отвечал коротко механик. И кивал на манометр. — К сотне подперло!

Мокроус гмыкал неопределенно и высовывал голову в окошко паровозной будки. Из-под колес паровоза убегала назад пустыня И даже здесь, в грохочущей, лязгающей машине, чувствовалась тишина этих песчаных равнин, темных под рыжей луной.

На юге, на темном небе лежали массы еще более темные. Это были горы Копет-Даг.

“Из-за гор и нагрянули они, — думал комвзвода. — Не иначе как Мулла-Исса, старый знакомый. Ну что же, потягаемся. Мы ведь тоже не святой боже! Недаром же: истребительный поезд Мокроуса. Истребим небось!”

Мокроус вытащил из кармана телеграфный бланк и пробежал глазами уже наизусть выученные слова. Прочитал конец: “… Полотно дороги разрушено. Бек-Нияз подвергся налету многочисленных…”

На этом телеграмма обрывалась. Не успели-таки передать. Видимо, подпилил телеграфные столбы Мулла-Исса.

“Успею ли? — подумал Мокроус, пряча телеграмму. — А все этот проклятый вагон с патронами и динамитом. Проведали, сволочи, про поживу!”

И, перевесившись головой в окно, затих Мокроус, слушая свои думы, шипенье встречного ветра, стук колес. Прошумело вдруг невидимое в темноте дерево. А деревья на Закаспийской только близ станции растут.

Мокроус встал со скамейки и спросил у механика:

— Станция, что ли?

— Да. Станция Завал, последняя перед Бек-Ниязом, — ответил механик, переводя регулятор вправо.

Паровоз замедлил свой бег и вскоре остановился.

— Эй, Завал! — крикнул Мокроус, высунувшись в окно. — Дежурный!

— Ну, чего орешь? — ответил кто-то, казалось, прямо из-под колес паровоза. — Истребительный, что ли? Мокроуса?

— Самый и есть. Пробовал Бек-Нияз вызывать?

— Пробовали по-всякому. И аппаратом и фонопором. Молчат!

— А что, — дрогнул голосом Мокроус, — тихо в тон стороне? Выстрелов не слышно?

— Ничего! Тихо, как в могиле.

— Дежурные по вагонам, слушай! — крикнул зычно комвзвода. — Огни погасить, не курить, людям лечь на пол! Пулеметы в двери: один с правой, другой с левой стороны. Ленты продернуть, номерам не спать! В случае чего, не дожидаясь моего приказа, открывать огонь! Прицел по вспышкам! — И, повернувшись к механику, добавил тоном ниже: — Трогай, браток. Лобовые фонари погаси. Иди тихим ходом, не нарваться бы нам на что-нибудь!

Когда поезд снова тронулся и пошел тихо, ощупью, темный, без единого огонька, освещаемый лишь заревом топки, Мокроус высунулся в окно и больше уже не покидал его.

Луна закатилась. Пустыня почернела. Только вблизи, около передних колес паровоза, видны были синие блестящие полосы рельсов.

— Глянь-ка! — вдруг прошептал кочегар, стоявший у противоположного окна.

Мокроус перебежал к нему и высунулся, перевесившись по пояс. На него в упор уставился одинокий, налитый кровью глаз семафора. Чуть ближе мутно коптели стрелочные фонари.

“Эх, они, может быть, порубанные лежат, а огни, зажженные ими, еще светят, еще сигнализируют!” — подумал Мокроус.

Поезд бесшумно остановился. Мокроус первым спрыгнул на мягкий, еще теплый песок и, повернувшись к вагонам, скомандовал вполголоса:

— Старшина, давай дозор!

Из раскрытой пасти вагона, звякая противогазами, соскочили на песок один за другим пятеро красноармейцев и подошли к командиру.

— Двигаться вдоль полотна, друг от друга на тихий окрик. Смотреть и слушать во все стороны! Шпарьте!

И вдруг все ясно услышали характерное вздрагивающее пение рельсов. Кто-то мчался со стороны Бек-Нияза прямо на истребительный поезд Мокроуса.

Отбитый налет

Размахивая горящим факелом, спрыгнул на песок механик и встал перед паровозом.

— Ты что, с ума сошел, браток? — подбежал к нему Мокроус. — Хочешь, чтобы обстреляли нас?

— А ты хочешь, чтобы столкновение произошло? — ответил механик, втыкая факел в землю между шпалами. — Так издали, со станции, огня не видно будет. А тот, кто едет к нам навстречу, увидит.

Рокот колес, звон рельсов все громче и громче. И вдруг стихло.

— Кто едет? — спросил Мокроус тьму.

— Свои! — ответил звонкий юношеский голос. — Телеграфист станции Бек-Нияз.

— Один?

— Один.

— Подходи ближе, руки держи поднятыми.

Из тьмы к факелу подошел человек в белой шляпе-осетинке, с поднятыми руками.

— Опусти руки! Подходи ближе! — командовал Мокроус. — Куда едешь? На чем?

— На дрезине. На станцию Завал. Скоро сорок третий должен пройти. Так вот, предупредить. Ведь шпалы-то в труху обработаны.

— А на станции большие разрушения? — спросил Мокроус.

— Порядком! Все дерево сгрызли.

— Да ты что, браток, с ума сошел? — воскликнул Мокроус. — Как это сгрызли? Ну, а вагон с огнестрельными припасами и динамитом не тронули?

— Ясно, не тронули! Да и зачем им, термитам, динамит? — удивился, в свою очередь, Володя.

— Какие термиты? А басмачи где?

— Да мы о басмачах и не слышали. А вы, собственно, кто такие?