Александр Петряков - Колобок Страница 3

Когда мальчики ушли, не дав внятного ответа, когда придут в следующий раз, и придут ли вообще, она задумалась. То, что она изменяла мужу, ее мало волновало. А вот если они поселили в нее спирохету или СПИД, это уже серьезно. Надо сдать анализы, решила она. И еще, подумала Наташа, надо будет вечером заглянуть к Ирине Романовне, которая жила двумя этажами выше. Ирина Романовна была одинокой женщиной и работала судьей в районном суде. Она всегда ласкающим взглядом смотрела на Наташино декольте, когда она приходила к ней попить чайку. Странно, что с этой полной и некрасивой женщиной у Наташи сложились очень доверительные отношения, и она всегда с ней советовалась по всяким житейским делам. Болтали они, конечно, и о мужчинах, хоть Ирина Романовна эту тему не поддерживала. Этот случай нечаянного прелюбодеяния Наташа решила поведать соседке от третьего лица.

Но прозорливая Ирина Романовна, когда Наташа пришла к ней вечером и рассказала описанную историю, сразу поняла, что тут не все чисто, и наводящими, хитро поставленными вопросами (не забудем, что она была судьей), принудила Наташу признаться, что героиней этого рассказа была она сама. Ирина Романовна посоветовала Наташе познакомиться с этими мальчиками поближе (да уж куда ближе, хмыкнула Наташа) и выяснить их имена и фамилии.

3

Борис Ильич Вагинсон, гинеколог, принадлежал к тому типу людей, которые нигде и никогда не теряют своей выгоды. Он работал одновременно в поликлинике, стационаре, институте и экспертом в уголовной милиции. Он уважал свою профессию не только из-за зарплаты, но и потому, что страстно любил исследовать глубины женской натуры. И некоторые благодарные пациентки вознаграждали его с помощью тех органов, какие он исследовал и успешно лечил. И не удивительно: Борис Ильич был молодым жгучим брюнетом выше среднего роста.

В тот день, когда на предмет экспертизы по поводу изнасилования в его кабинет пришла Маша, у Бориса Ильича было очень хорошее, и даже игривое, настроение. Усадив пациентку в специальное, хорошо знакомое всем цивилизованным женщинам, кресло, он замурлыкал какой-то приехавший в голову модный мотивчик, и, вооружившись инструментами, приступил к работе. И выяснил, что половое сношение имело место быть, но очень сомнительно, что оно было насильственным. К этому выводу его подвигли опыт, совмещенный со знаниями специалиста в этой области медицины. Что ж, подумал он, девочка блефует с корыстными целями, и этим не грех воспользоваться. Такое в его практике случается не впервой. Если дама была хорошенькая и игривая, он без особого труда договаривался о приватном свидании в обмен на нужное заключение. Бывали случаи, когда справка обменивалась на пухлый конверт, и это было основополагающим стимулом в его работе. Правда, основной доход ему приносила работа в клинике, где он успешно и без ошибок (ни одного пока неудачного случая) прерывал беременность без всякой боли.

А сейчас он с лукавой усмешкой посмотрел на Машу и сказал:

— Ну а теперь расскажите, как все произошло, и какие меры принуждения применил преступник.

— Пистолет, — сказала Маша, — он приставил мне пистолет вот сюда, — она показала на свою грудь, слева, где сердце, при этом как бы случайно расстегнула верхнюю пуговицу блузки.

— Понятно, — ответил Борис Ильич, — это вы расскажете следователю, а по моей части все чисто. Никаких следов насилия я не обнаружил. Половой акт имел место быть, но, по моему заключению, не насильственный.

— Как это? Выходит, я вру?

— Не знаю. Пусть следователи разбираются. Мое дело — экспертиза.

— И вы эту ерунду напишете в справке?

— Могу и другую ерунду, — рассмеялся врач.

— Да уж лучше другую, — она поняла намек и тоже разулыбалась.

Чтобы подтвердить свой интерес, Борис Ильич подошел к Маше и указательным пальцем провел по очертаниям бюстгальтера.

— Ага, — сказала Маша, — значит, вы хотите пригласить меня на свидание.

— Если вы не против.

— А справка?

— Само собой. Если свидание пройдет успешно.

Встреча состоялась уже вечером в подвальном ресторане, утонувшем ниже асфальта метра на два. Из маленьких окошек были видны только обувь прохожих и пыль. Душновато и неуютно. Стеклянные столики и шелест на них бумажных салфеток от повешенного под потолком уродливого вентилятора. Шепотливые тайны ветра. Букетик рысящих от дуновений фиалок, блудливые края салфеток, мечущиеся на руках спутника черные волоски, щекотка от легкого движения шарфика на шее и приятное течение по декольте возбужденного воздуха.

Пили шафранового оттенка шампанское, выгрызали ластящихся к языку устриц. Борис Ильич игриво шутил на темы своей профессии. Помните, говорил он, в сочинении Гоголя «Мертвые души» Собакевич извещает собеседника, что устрицу он и в рот не возьмет, он знает, на что она похожа. В чем тут юмор, Маша не вдруг поняла.

Неуютное пространство полупустого зала, шелковистая мелодия скрипок, идущая из черных, под потолком, квадратов репродукторов, стук каблуков официанток по сиреневым плиткам пола. Скука смертная. А ведь еще предстоит оказание сексуальных услуг этому горбоносому гинекологу, и она подумала, что не слишком ли это высокая цена за возможность доказать жениху свою мнимую целомудренность?

Когда они вышли из такси и направились к уходившему за высокие деревья дому, огороженному высоким чугунным забором, бросавшим ажурную тень на проезжую часть, она еще раз засомневалась: нужно ли ей идти в гости к Борису Ильичу, следует ли топтать таким способом тропу к святому семейному очагу? Ведь пока еще не поздно отказаться, повернуть назад и уйти. Она колебалась, но они уже вошли в большой освещенный двор с руинами фонтана и поломанными скамейками, бросавшими свои уродливые тени на неровную брусчатку. У парадной появился высокий человек, и его огромная тень скользнула по рыжей стене дома. Было ощущение просмотра кадров триллера, не хватало только зловещей музыки. Тень незнакомого человека застыла на стене, когда они подошли к входной двери, и оставалась неподвижной, пока гинеколог открывал ее магнитным ключом. Затем тень сломалась, и ее острые углы устремились к двери. Прямо Хичкок, подумала Маша, и в эту секунду рядом ними высветился хозяин тени — молодой парень в вязаной на голове шапке и темных очках. На плече его висела сумка, из которой торчали газеты. Он скалил сверкавшие на свету красивые зубы и явно намеревался пройти вместе с ними в открытую дверь. Борис Ильич хотел было что-то у него спросить, но тот уже протиснулся в проем и сказал:

— Я почтальон. Спасибо.