Сергей Колбасьев - Факультет кругосветного путешествия Страница 3

Музей решает дело, и, скрепя сердце,

Миша дает свое согласие на брак.

6

Трудно было спрашивать в магазине дамское белье, еще труднее бы одевать его на Мишу в закрытом автомобиле.

К счастью, у финнов основательные ноги.

Миша без особого труда натянул на шелковые чулки модные бурые туфли. Такие плетеные, с ремешками вместо шнурков,

Волков был совсем похож на Чарльза Линдберга. Трубка, фотоаппарат через плечо и чемодан свиной кожи. Его жена была очаровательна, но очень стеснялась, ощущая нижними конечностями непривычный холод. Она краснела, и тогда была так прелестна, что прохожие оглядывались. Но муж вел ее крепкой рукой, и она крепко держалась за, иллюстрированный парижский журнал.

Не удивительно, что серый страж у ворот аэростанции любезно им поклонился и с широким жестом посторонился при виде американского паспорта.

— Мистер, вы кажется, американцы? — кричит кто-то по английски. — Моя фамилия Триггс, — и Ваня до боли сжимает Мишину руку.

— Меня ограбили… Мне надо лететь… Украли документы… — настоящий мистер Триггс пытается оттеснить стража и протягивает Ване руку. Он без шляпы и взъерошенный.

Ваня чувствует, как останавливается сердце, и начинают шевелиться волосы под стильным кэпи, но вовремя вспоминает фразу из шведского учебника: «Нищий просит подаяния».

Фраза действует сразу. Мистер Триггс получает от стража удар под ложечку.

Последующее похоже на конец четвертой части «Трущоб Нью-Норка». Взбешенный герой, мистер Триггс одним ударом опрокидывает серого стража, но встречается со вторым серым и одним синим полицейским. Резиновая дубинка, столб пыли и женский визг.

Ненастоящий мистер Триггс, пожав плечами, отводит свою молодую жену подальше от неподобающего зрелища.

На скате к морю на своих паучьих ногах стоит высокий «Юнкере». Белое гофрированное тело и огромные черные буквы на крыльях.

Зеленый с золотом мальчик с пепельницей, привязанной узким ремнем над правым ухом, почтительно подает мешочки из прозрачной бумаги с какими-то шариками.

— В уши, — тихо шепчет Муриель своему растерявшемуся супругу, и тот равнодушно роняет зеленый доллар в протянутую руку зеленого мальчика.

7

Через сорок пять минут сплошного густого грома. Под конец, от привычки его почти не слышно. Внизу по широкому морю ползут острова и пароходы, такие же неподвижные, как острова.

Но вода суживается, и берега становятся выше. Из-за высокого леса встает высокий, нагроможденный на гору, город. Дома вдруг взлетают и закрывают половину неба. Навстречу летит гладкая вода. Она неожиданно прорастает мелкой рябью. Потом небо выравнивается, и город возвращается на свое место.

Море встречает сильным толчком и еще двумя, полегче. Голос мотора становится ниже, впереди расступаются сухие мачты парусников, и открывается широкий бетонный скат аэростанции. Вдруг наступает тишина. От неожиданности она воспринимается, как удар и первое время давит.

У приставленной лесенки, встречает группа джентльменов. Щелкают затворы фотографов.

— Мистер Триггс, — заявляет, обнажив седую голову, передний: — Мы, стокгольмские журналисты, одушевлены… говорит по-английски медленно и нараспев, твердо выговаривая все мягкие буквы — Какого дьявола… — шепчет прелестная Муриель.

— Необычайная быстрота вашего кругосветного путешествия свидетельствует… — Ваня крепко сжимает локоть своей неосторожной жены.

«… Приз, предназначенный первому из прибывающих журналистов — скромная память о старом Стокгольме и наше сердечное пожелание, быстрого хода на всех ваших кругосветных путях. Хурра».

Машут шапками, щелкают аппаратами, жмут руки, с низким поклоном вручают Мише, какой-то серебряный ящик.

На подносе подают шведский пунш в широких», рюмках. Он сладкий, пахнет мышами и страшно крепкий.

Опять кричат и толпятся.

Оттесняют к другому «Юнкерсу» и передают чиновнику у лесенки билет.

Волков успевает рассмотреть слово «Гамбург».

Приходится подниматься в кабину. Другого пути нет.

Опять холодный запах бензина и упругие шарики в ушах. Восторженная группа отодвигается назад и «Юнкере» осторожно лезет в воду.

Опять нарастающий гром, летящая вода и незаметный переход в воздух. Залив поворачивается на оси и уходит вниз.

Покачиваясь, проходит город, «прекраснейший на старой земле», — как о нем сказал поэт Фрединг.

«Где полпредство и твой хваленый музей?» — судорожно царапает на блокноте Миша. Говорить на лету нельзя, блокноты и карандаши развешаны для удобства под окнами.

«Внизу» — коротко подписывает Волков.

Дальше листок попеременно покрывается двумя почерками и по виду напоминает коллективное стихотворение. -

«Дурак».

«Не кусайся, Людмила» (зачеркнуто и надписано: «Муриель»).

«Куда мы летим, обалдуй?»

«Мы — кругосветные путешественники и это наш маршрут. С документами Триггса, нам приходится ехать

«Ладно, давай прыгать отсюда в море».

«Надо удрать в Гамбурге».

«Нет. Едем в Нью-Йорк. Занимательно: зоологический институт, Чикаго: палеонтологический музей. Сан-Франциско — Владивосток, — домой». — «Жалею, что тебе, идиоту, поверил».

«Так говорят все жены», — и дописывает «а» к слову «поверил».

На этом переписка обрывается. Муриель, красная от гнева, смотрит на плывущую; стеклянными озерами, лентами дорог и стогами деревень южную Швецию.

8

Гамбург пришел вечером. Он снизу вошел в окна огромными выгнутыми спинами кранов, черным дымом пароходов, холодной Эльбой и струями огня пересеченных улиц.

На земле встретили вспышками магния и букетами цветов. Речи длиннее Эльбы от истоков до устья. Наконец, в автомобиле увезли в отель «Ганза».

Опять речи и тосты. Волков воодушевился и от лица великой республики за синим океаном, начал прорицать судьбы Германии.

Этого Миша уже не мог выдержать. С остановившейся на лице улыбкой он «ткнул под столом ногу своего мужа, каким то острым предметом. Волков замер с поднятой рукой, не находя слов для обуревавших его чувств, и сел под восторженный рев присутствующих. Сверкал воздух, звенела посуда, и все ниже склонялись взволнованные лакеи.

Волков снова встал: у его жены болит голова; он просит их извинить.

В номере Миша, как был, свалился на постель. Волков, разгоряченный коньяком и победой, бегал по комнате и руками развертывал ослепительные перспективы всемирного триумфа. Какое достижение для советского естествознания… Вуз? Чепуха! Осенью можно догнать. Догнать?! За лето его перегоним. На тысячи верст. Лондон. Нью-Йорк. Второго такого случая в жизни не будет. Как выигрыш в лотерее Авиахима. Сан-Франциско. Токио. Американский паспорт — ключ во все страны. Без него мистер Триггс, плотно посидит в гостеприимной Финляндии… и денег выше головы: в одной шведской шкатулке, двадцать тысяч долларов. Что останется, пойдет беспризорным. Гонолулу. Индонезия. Ганг. Разве будет еще раз в жизни…