Любовь Овсянникова - Приключения с Тосиком Страница 3

На этот раз они, похоже, оставались в доме, и было подозрение, что от пьяного кума достается не только объекту его вожделения, но и остальным.

— Мы же только что помирились. Ну? — двусмысленно вздохнул дядя Игнат, с явным намеком.

— Лежи! — прикрикнула на него тетя Мария. — Защитник.

— Но ведь...

— Я сама, — решила тетя Мария. Она резко поднялась: — Свет не включай, следи за событиями из окна, — это она адресовала мне. — Выпустишь меня и запрешь дверь. Откроешь, когда я вернусь, — закончила она инструктаж.

Я выпустила тетю Марию в ночь. Холодно. Она надела фуфайку, голову покрыла большим кашемировым платком, одним концом которого обмотала шею и заправила его внутрь под подбородком. Босые ноги вставила в тяжелые кирзаки, которые надевала, когда работала в хозяйстве. Я отлично видела, как тетя Мария вошла во двор к соседям, а дальше ее скрыла нижними ветками своей кроны развесистая акация.

Тем временем тетя Мария подошла к кухонному окну, заглянула внутрь. Боже милостивый! Напротив окна виднелся альковный вход в бабушкину спальню — крошечную комнатку, где у противоположной стены лишь помещалась кровать и рядом с изголовьем — тумбочка. Так вот кум Тосик согнал всех домочадцев на эту кровать и колотил, не разбирая, кто где. Он загородил собой дверной проем, и убежать от его ударов не представлялось возможным. Что-то щебетала ему жена: то ли разжигая, то ли уже склоняя к примирению с любовными экспрессиями. Ойкала несчастная бабушка. Если бы она понимала, что является матерью активной мазохистки, то плюнула бы на все и спала бы спокойно в укромном месте. А так — принимала эти драки за чистую монету, за недоразумение и пыталась их прекратить. Визжали дети, использование которых в таких играх было не меньшим грехом, чем мучить старую мать. В доме стояли крики, стоны, плач. И только «бух-бух-бух!»  — работали кулаки, приближая сладкие для себя минутки.

— Кум! Кум! — как оглашенная забарабанила в окно тетя Мария.

Кум Тосик повернулся к ней, специально закрывая собой проем из спаленки, чтобы оттуда не сбежали мучимые им люди, и она увидела налитые кровью, сумасшедшие глаза. «О, Господи! Как она с ним живет?» — невольно подумалось женщине.

— Чего тебе? — весьма дружелюбно, только громко спросил кум Тосик, узнав соседку.

— Кум, в сенях за дверью бабушка оставила мне кринку молока. Вынеси, пожалуйста.

— Зачем тебе? — спросил Тосик Рэпаный, не врубившись, что у них нет коровы, а значит, нет и кринки с молоком.

— Игнату очень плохо, надо его молоком отпоить.

Кум на минуту задумался.

— Перепил? — наконец спросил, трудно возвращаясь в действительность.

— Ага!

— Вот слабак! — кум Тосик с добродушной улыбкой пошел в сенцы, и пока в темноте искал несуществующую кринку, удерживаемые им в плену участники спектакля покинули дом. И тут до доверчивого кума дошло, что его провели, как бобика, и он стал жертвой обмана. — Ах ты курва! Сейчас получишь!

Тетя Мария немного задержалась, дожидаясь тех, кто выбегал из дома, и теперь, хоть и засеменила прочь, но поняла, что не убежит. Оглянувшись туда-сюда, она шастанула в сиреневый кущ.

Кум Тосик выбежал во двор — ни души. Матерясь, на чем свет стоит, кинулся в один конец двора — пусто, в другой — никого.

— Догоню, ведьма!

Это было хорошо, что он все время кричал. Тетя Мария безошибочно определяла, где его носит, и когда он очутился на противоположном конце дома, она выскочила из куща и побежала вдоль улицы к большаку. Оттуда она могла попасть в свой двор с тыла, чтобы ее не увидел преследователь.

Но кум Тосик заметил мелькнувшую в конце улицы фигуру, и понял намерение кумы. Он пошел на военную хитрость и устроил засаду в нашем дворе.

— Ве-е... — выворачивался тем временем дядя Игнат у меня на глазах.

— Тихо, тихо, — шепнула ему я, сменяя компресс на лбу.

— Душа вон, прости Господи... Как они ее пьют? — стонал он, приговаривая.

Туп-туп-туп! — услышала я беготню под стенами вокруг дома. Это сосед погнался за тетей Марией. Цок-цок-цок! — удирала она, не отклоняясь от курса. Я замерла, как охотничья собачка. Гэп! — непонятный звук вызвал у меня тревогу. Неужели дядя Тосик бросает камни в мою тетю? Я не успела обдумать возможность такого сценария, как услышала новое «Гэп!» и следом энергичный возглас неугомонного злодея:

— Получай, фашист, гранату!

Ну все, пора это прекращать! — я поймала минуту, когда «Цок-цок-цок!» стало слышнее, а «Туп-туп-туп!» еще звучало вдалеке, резко распахнула дверь, перехватила запыхавшуюся тетю Марию, втолкнула в дом и снова заперлась.

"Туп-туп-туп!" пронеслось мимо — Тосик наматывал дальше круги вокруг дома. Один, два, три... Долго он будет бегать? Но вот кум Рэпаный остановился, поняв, что проиграл. Постучал к нам в окно.

— Мария, ты хоть и зараза, а все равно кума, — он прислушался, а мы прекратили даже дышать. — Ты дома? — Ми притихли, молчим. — Кума, мои у вас? — зашел он с другого конца.

Тишина.

Тете Марии неудобно было передо мной за кума Рэпаного, за дядю Игната, которому стало лучше и он наконец уснул, за все несовершенство бытия. Она кивнула куда-то в окно:

— Видела прицюцюватого? — спросила грустно.

— Ага, — согласилась я и добавила, чтобы развеять ее настроение: — Но мы знаем, шо яму зрабыть.

Это подействовало, мы долго и с облегчением смеялись от этой привычной остроты.

А где-то побрехивали собаки, побледневшей листвой уже не шелестел, а лишь вздыхал тополь да под колесами поездов стонала железная дорога. Кажется, что и мерцание звезд рождало звуки, и они долетали до нас. Скоро, однако, настала великая тишина, с которой мы окончательно потерялись в темноте ночи.

***

На следующий день кум Тосик деловито топал по улице. Висящие кулачищи и налитые красным глаза свидетельствовали о том, что он набрался в стельку.

Был выходной. Вечерело. Осень отдавала людям скудное дневное тепло. В лучах солнца мелькали осы и листопад. Дядя Игнат и тетя Мария сидели на ступеньках веранды. После тяжелой работы они любили вот так посидеть, изредка перебрасываясь словами. Тетя, увидев, кума Тосика сказала:

— Где можно было набраться в выходной, когда все работают на огородах... Тебе не кажется, что он как-то странно шагает?

— Словно идет в строю, — ответил дядя Игнат. — Пьяные всегда пытаются выглядеть тверезыми.

Тосик Рэпаный, почувствовав, что речь о нем, оглянулся, остановился, пошатнулся взад-вперед, сделал несколько вынужденных шагов и направился к кумовьям.

— Сейчас начнет выяснять отношения, — сказала тетя Мария.

— Ты точно помнишь, что не побила им стекла в окнах кухни? — спросил дядя Игнат, припоминая вчерашнюю ночь.