Александр Бруссуев - Прощание с Днем сурка Страница 3

Но обезоруженный боец решил, видимо, иначе. Уклоняясь от мифического кика, он сиганул назад, лопатками на палубу и как пружина прыгнул на ноги, оттолкнувшись спиной. Очень эффектно, если учесть, что приземлился он на рельефный сварочный шов. Тем не менее, он постарался принять самую угрожающую позу. Я такую видел на плакатах с Брюсом Ли. Однако левая рука несколько пострадала: норовила повиснуть плетью и алкоголично дрожала. Он отчаянно скалил зубы, полагая, видимо, что так быстрее вернет полную подвижность и работоспособность своим конечностям.

Конечно, наблюдать за гримасами и позами бандита можно было достаточно долго, но рано или поздно он предпринял бы попытку сделать мне больно. Поэтому я, не мудрствуя лукаво, преобразился в интеллигента, собирающегося дать отпор наглым хулиганам. Встал боком к спарринг — партнеру, спрятал за поднятое левое плечо подбородок, а кулаки выставил перед собой. Правая нога начала побаливать.

Малаец должен был рассмеяться, похлопать себя по ляжкам и согласиться мирно разрешить конфликт. Но он продолжал сердито смотреть на меня и шипеть, как ошпаренный кот. Никакого миролюбия! Надо было мне напасть на него первым, но я никак не решался, хотя прекрасно осознавал: выберется он из этого угла — и все, хана. С его опытом, да на оперативном просторе, мои шансы в противостоянии несколько уменьшатся. Но все мои колебания, слава богу, разрешились, ибо, издав воинственный клич только что лишившейся тестикул обезьяны, бандит начал лупить по мне всеми руками — ногами. А вот дальнейшие события восстановить в памяти удалось лишь частично, да и то при помощи старины Стюарта. Последний как раз перетаскивал уже завернутое в чью — то робу тело, когда увидел клубок тел, слившихся в смертельной борьбе людей, выкатившийся на середину мастерской.

Сказать, что драка для меня была в диковинку, как процесс взаимоотношения в цивилизованном гуманном обществе, значит несколько покривить душой. Не то, чтобы очень часто приходилось махать кулаками, но случалось. В армии бился смертным боем со своими чученскими сослуживцами (Почему «чучены»? Да потому, что чурки.). Под ножом довелось побывать, против стаи стоять. Позднее, на гражданке в золотое студенческое время неоднократно возникали спорные моменты в пору посещений рестораций. К сожалению, почти никогда трезвость не диктовала манеру поведения в подобных ситуациях. И еще позднее, когда уже начал морскую карьеру в Беломорско — Онежском пароходстве, доводилось отстаивать свои права в дурацких межнациональных конфликтах в странах Прибалтики. Это, когда нацмены нападают за разговор в общественном месте на русском языке, а русские ставят в вину скандинавскую внешность и тоже стремятся показать, кто в доме хозяин. И не так давно в странах, наподобие Египта, Бразилии, Индии и тому подобных против наглых нищих выродков. Словом, кое — какой опыт рукопашных накопился. Как, впрочем, и травм, душевных, в основном, ну и изредка телесных.

Вообще — то наши весовые категории были различны: весил я килограмм на 25 побольше, да и ростом превосходил где — то на 30 сантиметров. Поэтому, несмотря на град сыпавшихся на меня ударов, которых я просто не ощущал, назад не сделал ни шагу. Все свое внимание я переключил на глаза бандита, пытаясь уловить моменты, когда и куда он собирался меня приложить. Подставлял локти, плечи, ноги, оберегая жизненно важные для меня органы. А он, негодяй метил именно по ним: в основном ногами, но иногда даже руками. Порой, я выглядел, как футболист в стенке при исполнении штрафного. Так мы и резвились: он как на тренировке избивал меня, нимало не заботясь, что, в конце концов, мне это может надоесть.

Вот тут — то я и выстрелил. Конечно, не из стрелкового оружия, в виду отсутствия такого под рукой, и не из можно догадаться чего (кормили нас вполне прилично). Даже сам удивился, как это тело проявило самостоятельность, не поставив мое самосознание предварительно в известность. Я отправил со сверхзвуковой скоростью, вложив весь свой вес, правый кулак. Мишенью избрал не что-то конкретное и эффектное, а так, куда бог пошлет. Бог послал мне под руку глаз с бровью. Хоть в самый последний момент боевик дернул головой, но удар мой, подобно ядовитому взгляду тещи сверкнул молнией и навсегда произвел впечатление. Бровь лопнула перезрелой вишней и задралась на лоб. Бандит заверещал обиженным джунгарским хомяком и прыгнул ко мне в объятья. Вовсе нет, обниматься я с ним не собирался. Просто удалось его изловить, а уж куда он там вознамерился прыгать — осталось загадкой. Но на ногах устоять не удалось. Падая вниз, я извернулся с малайцем в руках и со всей нашей массой рухнул на палубу монголоидом снизу. На сей раз он по-русски крякнул и ну извиваться подо мной, как угорь на сковородке. Я его прижал всем своим телом, а его руки заюлили, заскользили, как змеи к ногам, точнее, к одной ноге. «Бляха — муха, нож! Он пытается достать нож!» — обожгла меня мысль.

Уж как я его ни уговаривал, что ни предпринимал, он упорно ерзал подо мной. Поэтому подсознание подсказало мне оригинальный выход. То, что я применил бойцовскую методику дятла, удивило даже Стюарта, который оппозит нашей баталии в партере созерцал происходящее с открытым ртом и трупом на плече.

Я сначала осторожно, как бы боясь причинить боль моему оппоненту, ну, и мне тоже, принялся долбить широкий нос бандита. Потом мои движения набрали хорошую амплитуду, появился устойчивый ритм, лоб вонзался в переносицу малайца в одно и то же место. Пристрелялся. Руками и ногами я продолжал изо всех сил удерживать под собой извивающееся тельце. В конце концов, я достиг широты размаха и скорости движения старого доброго Вуди — Вудпекера. Можно было для полноты картины издать знаменитый дятлов смех, но нельзя было отвлекаться. Я приподнялся на локтях и стал бить уже, падая на окровавленного боевика сверху вниз. Вроде бы даже и подустал, дыхание хрипом вылетало после каждого удара. Вот в один из таких моментов, когда я подымал усталую голову, заметил, что лохматый тип все- таки вытащил свой ножик, но почему — то не применял его. Вообще он лежал, не шевелясь. Затаился. Мне уже становилось плохо видно, потому что кровь и пот заливали глаза, поэтому я поторопился вырвать из цепких пальцев этот штык — нож. Рукоять удобно легла в ладонь, и я вонзил это жало прямо в кадык моего, получается, врага. Он даже не вскрикнул, да и вообще никак не отреагировал на мой финальный аккорд в наших совместных выступлениях. Я поднял голову и увидел круглые глаза Стюарта.

— Он мертв, он уже давно мертв, — сказал он.

— Да, с самого рождения, — ответил я свистящим шепотом.

— Нож ты воткнул уже в мертвеца.