В. Михайлов - Искатель. 1968. Выпуск №4 Страница 30

— Ну, радость моя, не хотел бы этой чести.

Я не понял пришельца. Тогда он спросил меня, почему Живущие пользуются такими громоздкими машинами:

— Или не можете создавать органы, подобные природным? У вас что. и сердце на колесах?

Я объяснил пришельцу, что наша цивилизация не подражает слепо природе, а идет своими путями, переделывая ее. Это сказывается во всем, начиная с воспроизведения жизненных органов, кончая созданием искусственных материков на месте промороженных до дна морей.

— Это у вас здорово! Но естественный климат вы нарушили. Вот так. Жаль, ледяные материки создаются только для гаражей. Впрочем, им холод, как моему скафандру пыль.

Очевидно, он говорил про жилища живущих, которым безразличны внешние условия.

— Значит, только ремонт, смена частей и никаких чувств, никакой природы? Так?

Я торопливо объяснил, что только наш остров Юных остался в своей первозданности и мы, обитающие на нем, совмещаем здесь развитие, на природе будущего мозга с овладением основами нашей высшей цивилизации, в полной мере доступной лишь живущим не менее великой дюжины дождей.

— Поэтому вы и отмеряете время периодами дождей? Так? А на ледяных материках, в гаражах, протостарцы рассуждают о расстояниях да ядра Галактики?

— Да, там время измеряют движением звезд.

— Медленно живут, ничего не скажешь. Вот так. Ну и что же? Попав в машину, живущий уже и рукой шевельнуть не может?

— Ему нет в этом нужды. К его услугам быстрые колеса и могучие манипуляторы, не идущие по силе в сравнение с нашими передними конечностями.

— Не только по силе, по красоте тоже, — заметил пришелец, вкладывая в эти понятия особый смысл.

Я указал ему, что, перемещаясь на колесах, можно развивать весьма большие скорости, недоступные даже харам.

— Почему же вы не используете колес, чтобы гоняться за харами?

— Колеса? Здесь? — удивился я. — Но это же символ конца естественного существования.

— Вот то-то, радость моя.

— Познавший колеса опьяняется ими, — объяснил я. — Живущие поначалу очень увлекаются большими скоростями, бывает, что даже погибают из-за этого.

— Позволяя кому-нибудь родиться вместо них? Так?

Я подтвердил.

— Значит, живущий в машине сам совсем не двигается? И мышцы его высыхают?

Я объяснил, что мускулы рудиментарных органов живущего, конечно, постепенно отмирают и в конце концов удаляются как возможные источники гниения и общего заражения. Спустя одну или две великие дюжины дождей внутри машины останется только центральный мозг со всем богатством памяти, составлявшим индивидуальную особенность каждого существа.

— Горьковатая память. Каково-то ему помнить время, когда он был живым?

— К началу третьей великой дюжины дождей клетки дальней памяти искусственно устраняются.

— Чтобы не досаждать протостарцу, занятому ремонтом и смазкой своих протезов? Недурно. Память предков наоборот.

Я снова не понял своего собеседника. Очевидно, код перевода был несовершенным.

— И как долго может тлеть такой мозг протостарца?

— Он может жить неопределенно долго, вечно, — разъяснил я. — Его отмирающие клетки систематически возобновляются.

— Тогда понятно! Откуда же вам взять место для вновь рождающихся!.. Никаких искусственных материков не хватит. Лишь бы гаражи разместить. Вот так.

Все-таки мы плохо понимали друг друга. Кто-то из нас был слишком примитивным.

У женщин разных планет дело обстояло лучше. Природа дала им больше точек соприкосновения. Ана передала мне содержание их знаменательной беседы.

— Счастливый, неправдоподобный мир! — говорила моя Ана о планете пришельцев. — У вас каждая пара может иметь детей?

— Конечно, — отвечала ей звездная женщина.

— И вы не боитесь смерти?

— Мы миримся с нею. Умирают только отдельные люди. Наша раса бессмертна в поколениях.

— Дикий мир, — вмешалась Тана. — О каком бессмертии расы вы можете говорить, если тот, кто живет, не помнит периода и в одну великую дюжину дождей.

— Запись мыслей прежде живших делает поколения поистине бессмертными.

— Это неразумно. Нет ничего более горького, чем память минувшего. С какой болью я вспоминаю то, что было великую дюжину дождей назад, когда я жила на этом острове и у меня было такое же тонкое красивое тело, как у синеглазой Аны, и, когда я так же хотела ребенка, как она! И не было большего счастья, чем произвести его на свет…

Ана вздохнула:

— Мне кажется, я помнила бы об этом и дюжину великих дюжин дождей.

— Еще через одну великую дюжину дождей я должна буду удалить клетки дальней памяти. Тогда в моей жизни не останется ничего, кроме бесконечного однообразия машинной жизни. Ремонт, ремонт, смена частей, заправка горючим… И ничего больше!.. Как счастливы вы, пришельцы, что не умеете еще делать искусственные органы, становиться живущими.

— Ты была прекрасна? — спросила Ана.

— Все мужчины этого острова мечтали тогда стать отцом моего ребенка и уничтожить для этого хоть десяток гнусных харов, — ответила бывшая женщина, заключенная теперь в машине.

— Не убивай этой своей памяти, Тана! — сказала звездная гостья.

— А ты, пришедшая со звезд, ты прекрасна?

— Я боюсь так сказать о себе. Прекрасно не тело, прекрасно чувство. Это чувство и привело меня к вам.

— Как понять тебя, женщина звезд? Ты рассчитывала найти здесь себе пару? На вашей планете мало мужчин? — наивно спросила Ана.

— Нет, прекрасная Ана! Человек, которого я любила, улетел к другой звезде и должен был вернуться только через половину большой дюжины дождей, если определять время по-вашему.

— Разве ты не могла дождаться его, заменив в крайнем случае какой-нибудь орган протезом? — спросила Тана.

— Разве ты, Тана, став живущей в машине, могла бы встретиться сейчас с таким вот юношей, который только что гнал здесь свирепого хара через водопад? — спросила звездная женщина, имея в виду меня.

Моя Ана была благодарна ей за ее слова.

— Ты убеждаешь меня, гостья со звезд, что мне надо скорей убить клетки своей памяти? — с горечью ответила машина.

— Значит, можно жить вечно, обладая телом, как ты, а не машиной, как Тана! — воскликнула Ана, окрыленная дерзкой мыслью, послужившей потом причиной великих потрясений.

— Да, — подтвердила звездная женщина. — Память прошлых поколений живет и может пробудиться в каждом живом существе.

— Скажи, но как живое существо, давая жизнь себе подобным, может передавать им свою память? — в волнении спросила Ана.