Владимир Черносвитов - «Мелкое» дело Страница 30

– Вот это машинка! – весело подмигнул он.

– На этом самолёте командующий привёз в Москву пленного оберштурмбаннфюрера «СД» Гальтенкрюнера, он сидел на вашем кресле, – заметил Сидоренко.

Зотов изобразил на лице брезгливую мину и пересел в кресло по соседству с Сидоренко.

Майор усмехнулся, захотел что-то сказать и вдруг уснул, ссутулившись в кресле. Вздрогнув, он открыл глаза и взглянул на часы: прошло не более десяти минут. Зотов сидел рядом, уставившись взглядом в одну точку. Сидоренко с любопытством рассматривал его почти юношеское лицо со вздёрнутым носом.

– Кажется, я не в свои сани сел, Николай Иванович, – грустно буркнул Зотов, – учусь стать следователем, а хожу вокруг вас и только удивляюсь: путаное дело вы, как открытую книгу, читаете. Да-а, следователем родиться нужно, – вздохнул он с чувством хорошей зависти.

– Поспешный вывод. И неверный. Плюньте вы на эту пинкертонщину раз и навсегда: следователь видит всё точно так же, как любой другой нормальный человек, с той лишь разницей, что умеет фиксировать умом всё замеченное, отличать главное от второстепенного, ложное от истинного и анализировать каждое и сумму всех впечатлений. Это даётся знаниями, опытом и практикой, а на одних только индивидуальных качествах, способностях далеко не уедешь… А что касается наклонностей… Их не вдруг отгадаешь в себе, – засмеялся Сидоренко, – я вот поступил на юридический только для того, чтобы не терять год, – «засыпался» в мореходном: астрономия подвела. А теперь ни на какую специальность своё дело не променяю! Давайте-ка лучше, пока есть время, продолжим наш семинар по тактике расследования дела Златогорского, – предложил Сидоренко и, заметив, как оживился Зотов, начал:

– Место преступления вы не осматривали в деталях, но суть его и сведения о Златогорском вам были известны раньше, чем мне. Что вы сделали мысленно прежде всего?

– Подумал о том, что не следует слепо доверять признакам самоубийства, – задумчиво, видно, вспоминая свои субъективные ощущения, ответил Зотов.

– Правильно. Но это только производное от главного. А вот основное, принципиальное?

Зотов пожал плечами.

– Прежде всего следователь должен правильно ориентироваться в общей политической и частной обстановке, в которой было совершено преступление, и дать принципиально верную политическую и социальную оценку значения самого преступления. Запомните, это очень важно и является законом для ведения любого расследования. Не будь мы вооружены основой всех основ – теорией марксизма-ленинизма, мы в данном случае могли и не прийти к вопросу: всё ли благополучно у Ильинского? Не проверив этого, так и сидели бы сейчас в Жевинске, гадая на кофейной гуще, кто, почему да зачем убил инженера.

– Как я сейчас понял, моя мысль и была вызвана именно таким подходом к делу, – оживлённо признался Зотов. – Но как-то подсознательно…

– Вот то-то и оно! А оценка эта должна делаться совершенно сознательно, чётко и незамедлительно. Дальше. Попробуйте определить, – вы этого не знали, но должны были догадаться, – почему мы стали искать моряков-балтийцев?

– Я уже думал. Вероятно, на месте преступления был найден такой след, какой мог оставить только моряк?

– Правильно. Единственным следом, который оставил преступник, был узел на верёвке, – характерный морской узел, какой вяжут обычно балтийские моряки. Ну, почему мы заинтересовались всеми шоссе, вокзалами и происшествиями, – вам ясно. А теперь перейдём к другой жертве и разберём то, чего не успели разобрать тогда, в саду. Вы определили: убийство, цель – грабёж, преступник – женщина, жертва, вероятно, – офицер. Так. Возьмём за достоверность, что жертва – офицер, и не станем повторять первых сомнений насчёт преступника, – вы их помните. Объясните мне другое: зачем женщине надо было связываться с сильным мужчиной, когда она с меньшим риском могла избрать жертвой богато одетую женщину? И какой вообще смысл женщине-преступнику задерживаться у жертвы? Неужели она подвергала себя огромному риску только ради того, чтобы снять с убитого мужской костюм, да ещё и бельё, которому грош цена? А зачем ей понадобилось обезображивать лицо жертвы? Что сказали вам следы на теле убитого, а также следы на месте преступления? Не можете увязать? Так вот, слушайте: на старое бельё может польститься только мелкий вор, вроде опустившегося алкоголика. «Порядочный» преступник этого не сделает. Но мелкий вор не пойдёт на убийство из-за пары белья и даже костюма, а тем более не станет с жестокой расчётливостью уродовать свою жертву. Ряд незначительных признаков подтверждал ваше предположение, что жертва – офицер, но насчёт «высокой, сильной женщины» вы явно ошиблись. Убийцей был мужчина, да, да, мужчина, привязавший к своим ногам женские туфли специально, чтобы провести нас. Но убийца не рассчитал: когда он нёс на себе свою жертву, в грязи остались отпечатки не только женской обуви, а и верёвки, которой туфли были привязаны к ногам преступника. Судя по «почерку» этого преступления, совершенно очевидно, что тут орудовал махровый бандит. Вы заметили кровь на шее и груди погибшего? Преступник сначала раздел человека и только уж потом обезобразил лицо: боялся запачкать кровью обмундирование. Значит, обмундирование всё-таки было нужно преступнику. Ясно?

– Теперь – да. Только как же насчёт белья? И какое отношение это преступление имеет к делу Златогорского? Зачем…

– Хватит, хватит, не всё сразу! – остановил практиканта Сидоренко. – Пойдём дальше по порядку. Обмундирование: одежда – добыча «не солидная» для такого головореза, однако была явно необходима ему. Стало быть, преступление не просто уголовное, в чём хотел убедить нас бандит, а имеет какую-то особую цель и носит иной характер. И дальше: снимая нижнее бельё, преступник даже переусердствовал в желании подчеркнуть именно кражу. Материальной ценности оно для преступника, который только для обмана следователя покупает новые женские туфли, никакой не представляло. Надевать добытое таким путём бельё на себя он тоже не станет, хотя бы потому, что это бессмысленно – белья никто не видит. Если это предположение верно, то бельё должно было быть спрятанным где-нибудь поблизости: зачем преступнику хранить лишнюю улику? Скорее всего он мог выкинуть его в помойку, бросить за забор мастерских, а для большей страховки – в уборную. Там оно и оказалось. А взаимосвязь преступлений также очевидна: вы забыли сравнить и убедиться в том, что рост жертвы и шаги «женщины» тождественны с данными о преступнике, которые нам дал лейтенант милиции Ушков, расследовавший «кражу» у Ильинского. А если к этому прибавить, что Златогорский и этот неизвестный были убиты одним приёмом, а верёвка, которой преступник подвязывал себе женские туфли, стянута точно таким же узлом, что и петля на шее Златогорского, – то станет совсем ясно: все три преступления крепко связаны этим узлом и являются звеньями одной преступной цепи. Таким образом, картина последнего преступления вырисовывается так: преступник заманил жертву в сад и сел с ней на первой же скамье. Потом отошёл, подвязал к ногам женские туфли и вернулся. Подойдя сзади, нанёс жертве удар и отнёс тело вглубь сада, где ограбил труп и, обезобразив лицо жертвы, скрылся… Преступник не глуп. И, предугадывая все наши меры розыска, он пытается неожиданным манёвром обвести нас вокруг пальца. Он знает, что из города ему не так-то просто вырваться, да и дальше все дороги и тайные тропы туда – за рубеж – будут пресечены. Обнаружив на станции более или менее подходящего по внешности транзитного пассажира-офицера, негодяй убивает его и, завладев документами и обмундированием, пытается сейчас проскочить за границу.