Станислав Лем - Искатель. 1963. Выпуск №1 Страница 30

— Что у тебя, служба, с головой? Упал, что ли, или снастью стукнуло? — кивнул Селиванов на голову матроса.

— Никак нет! — Брови магроса задрожали от сдерживаемой ярости. — Его высокородие капитан-лейтенант Кадьян стукнули. А в руке у него была трубка зажавши. Когда же конец этому будет?

— Уберите от нас Кадьяна!.. Иначе не вернемся!.. Здесь останемся!.. Довольно измываться!.. — закричали из строя.

Селиванов сорвался, затопал ногами, забрызгал слюной:

— Я вам не Лазарев! Нянчиться с вашим братом не буду! Расстреляем подлецов! Через час всем быть на бриге! А не то!..

Даже в пристрастном своем рапорте № 545 от 15/Х 1827 года Селиванов не объясняет, что он подразумевал под этим «не то», но легко можно вообразить, какой зловещей угрозой прозвучали его слова. И бунтовщики поняли, что их всего лишь кучка безоружных людей против целой эскадры.

Вечером, собравшись в трюме на последний совет, они услышали гребки многочисленных весел, затем раздалась команда: «Крюк!.. Шабаш!..» — и мягко стукнули багры, вонзившись в корму блокшива. Это пришли большие, двадцативесельные баркасы, чтобы перевезти матросов на бриг. И тотчас вспыхнуло кроваво-красное пламя. Это эскадра зажгла фальшфейеры, сигнал к открытию пушечного огня. Думал ли Селиванов действительно обстрелять блокшив — неизвестно, но этот зловещий сигнал отнял у бунтовщиков волю к сопротивлению. Поздно вечером 14 октября матросы «Усердия» поднялись на палубу своего брига. Они были мрачны и подавлены. Со шканцев на них смотрел, злорадно улыбаясь, Кадьян…

А очень скоро команда «Усердия» отличилась в Наваринском сражении. Матросы брига сражались бесстрашно, самоотверженно, с высоким боевым искусством Видимо, поэтому резолюция Николая I на рапорте о бунте команды «Усердия» была «весьма мягкой»: «Надо будет взять строжайшие меры, чтобы подобное сему не повторялось. Дело страмовское, и видно, что начальники поступили, как дураки, не расстреляв подлецов. Определение меры наказания бунтовщикам поручаю командующему Средиземноморской эскадрой адмиралу Гейдену». А тот нашел возможным дело «предать забвению», приписав бунт «невежеству матросов и незнанию ими своих обязанностей».

Но через два месяца новый бунт, вспыхнувший на глазах самого адмирала, доказал ему, что дело не в «незнании матросами своих обязанностей».

«РАССТРЕЛЯТЬ ЧЕРЕЗ ДЕСЯТОГО!»

Трехдечный стодвадцатипушечный корабль «Александр Невский». Художник вывел его на передний план картины, а кажется, он сам вырвался вперед, слегка накренившись подветренным бортом и развевая усы белой пены под острым носом. От всего облика корабля, от изящных обводов его корпуса, от туго наполненных ветром белоснежных парусов, гротов, бизаней, стакселей, лиселей, бомбрамселей, в четыре яруса поднятых на высоких, чуть подавшихся назад мачтах, веет романтикой моря, поэзией ушедшей эпохи парусного флота.

…20 декабря 1827 года. Валеттский рейд на острове Мальта. На рейде русская эскадра, разгромившая два месяца назад у Наварина турецко-египетский флот.

Глухая ночь. На кораблях пробили две двойные склянки. Два часа пополуночи. Самая трудная и неприятная для моряка «собачья вахта». Эскадра спит, охраняемая вахтенными.

Вдруг между спящими судами несется стрелой легкая шлюпка-двойка. От разгона сердито журчит под носом вода.

Лишь у флагманского линейного корабля «Азов» двойка затормозила, и стала приваливать к левому борту.

— Кто гребет? — встрепенулись вахтенные на флагмане.

— Офицер с корабля «Александр Невский»! К адмиралу! Поднявшись на палубу, прибывший офицер взволнованно доложил вахтенному начальнику:

— Господин лейтенант, я мичман Стуга с «Александра Невского»! У нас на борту бунт. Разбудите адмирала!..

Когда встревоженный, полусонный вице-адмирал Гейден вошел в кают-компанию, там уже расспрашивал Стугу начальник штаба эскадры контр-адмирал Михаил Петрович Лазарев.

— Причина бунта вам известна?

— Никак нет! Казалось бы, должны быть всем довольны. Прекрасно кормим команду, обращение офицеров с нижними чинами тоже… прекрасное.

«Врешь, мичман! — думал Лазарев. — Ни с того ни с сего матросы не взбунтуются».

Ночь связывала адмиралу Гейдену руки. И только рано утром, еще до подъема флага, адмирал со всем своим штабом отправился на «Александр Невский». Мятежный корабль внешне ничем не отличался от других кораблей эскадры. Во всем виден порядок: убранные паруса вытянуты на реях по ниточке, выбрана слабина на вантах, штагах и брасах, не провисает якорная цепь, блестит на солнце надраенная медь. Но что за странные звуки несутся а корабля? Адмирал приказал: «Суши весла!» — и в наступившей тишине тревожно прислушался. На мятежном корабле пели хором. С торжественной медлительностью выводили басы:

Дудки хором засвистели,И пошел вовсю аврал.Мачты, стеньги заскрипели,Задымился марса-фал.

Песню подхватили с отчаянной удалью подголоски:-

Мы матросы удалые,Нам все в мире нипочем!..

По знаку адмирала гребцы снова опустили весла в воду. С корабля заметили адмиральский вельбот, и песня оборвалась на полуслове.

Команда корабля сбилась на баке, около баковой пушки, и, как стая затравленных зверей, угрюмо и зло смотрела на поднимавшихся по трапу адмирала и его блестящий штаб. Старый моряк Гейден понял, что эти доведенные до отчаяния люди готовы на все. Здесь нужны осторожность, мягкость, даже уступчивость и обещания, а потом… Потом можно будет говорить другим, военным языком!

Матросы послушно выполнили команду офицеров — выстроились на шканцах и дружно ответили адмиралу на его «Здорово, братцы!». Затем офицеры корабля были удалены с палубы, и начался опрос претензий. Адмиралу отвечали, не выходя из строя, и только из задних рядов, явно не доверяя его беспристрастности. Неслись раздраженные, злые выкрики:

— Голодом заморили! Щи не щи, а разлука какая-то!..

— Господа офицеры на расправу скоры!..

— Особенно мичман Стуга!.. Посчитайте, сколько он зубов повыбивал!

Лазарев вспомнил пошловато-красивенькое лицо Стуги и, закипая злобой, подумал: «Молодой начинающий подлец! Спаси нас, господи, от кадьянов и стуг, погубят они флот!»

После долгих расспросов, наконец, все стало ясным. Брожение в команде началось тотчас же по выходе корабля из Кронштадта. Причиной был не только мордобой. Продукты из матросского камбуза растаскивались для офицерской кают-компании. Делалось это бесстыдно, откровенно, на глазах матросов. Ничего не изменилось и после Наваринского сражения. Героям-матросам по-прежнему выбивали зубы и кормили их впроголодь. И выведенная из терпения команда взбунтовалась. Вечером 20 декабря 1827 года, как обычно, просвистали на молитву, а затем, после спуска флага, раздалась команда: «Подвахтенным койки брать!» Но матросы не пошли к коечным сеткам, а собрались на баке. Боцман Астафьев взял было свою койку, но ее вырвали у него из рук и выбросили за борт. Не подействовали на матросов и угрозы офицеров…