Андрей Иванов - Славное море. Первая волна Страница 32

О якутских морозах пишут много, о летней жаре мало.

Этот вопрос давно занимал Гену. Он прочитал много статей и книг о Севере. Попадались среди них и такие, что вызывали смех и досаду. Доверчивые редакторы порой принимали на веру досужий вымысел и печатали его.

Достал с полки два зачитанных журнала. И журналы разных лет, и авторы разные. А статьи о Якутии в них одинаково далекие от правды.

В одном писали, что уже в ноябре в Якутии начинаются страшные морозы, жизнь кругом замирает. Население готовится к этому заранее: запасают в дом топливо, воду, продукты, а потом люди закрываются и не выходят из дома целых два месяца. Ясно, что автор никогда не бывал в Якутии, иначе он бы знал, что в школах ни на один день не прекращаются занятия из-за холода.

В другом журнале не пугали читателя страшными морозами, зато живописно рассказывали, как якуты живут в ярангах и как они раньше кочевали по всему Северу. А ведь якутская юрта совсем не похожа на чукотскую ярангу. Да и не кочевали якуты — это самый оседлый народ на Крайнем Севере.

Незаметно в открытую дверь вошел пожилой мужчина, одетый в светлую рубашку-безрукавку. Вошел торопливо, явно не собираясь долго оставаться в доме. Зорко оглядел комнату, будто отыскивал и не мог отыскать глазами то, что ему было нужно.

— Ой, Иван Демидович! — узнав гостя, обрадовался Гена. — Проходите, пожалуйста, садитесь.

Двоюродный брат матери Иван Демидович Вагин приходился Гене дядей, но он всегда называл его только по имени и отчеству.

— Сидеть-то мне некогда.

Иван Демидович подошел и с маху положил руку на плечо Гены.

— А где Надя?

— Отдыхает в лагере.

Но Иван Демидович, казалось, не слышал его. Заложив руки в карманы, молча прошелся по комнате.

— А мама?

— Работает.

— Уже вышла? Не могла отдохнуть в таком горе. Гена тяжело вздохнул.

— Не на что жить. Только ее заработок. Иван Демидович сердито покосился.

— А что ты решил?

Геннадий покраснел и отвел глаза.

— И я пойду работать.

— Когда? Мать у человека одна, ее беречь надо. Лицо у Геннадия покраснело еще больше. Он угрюмо ответил:

— Я уже искал работу, нет ничего подходящего…

— Все знаю, — перебил его Иван Демидович и сел на стул у края стола.

— Что значит, нет подходящей? Это где много платят и не нужно много делать? Не слыхал про такую.

— Так я же учился десять лет! — почти крикнул Геннадий.

— Так, понятно. Значит, один только ты и учился?

Геннадий ничего не ответил. Он искренне не понимал, почему Иван Демидович говорит с ним так сердито.

— Ты что ж, специальность хорошую имеешь? Может, сноровка к какому делу есть, а тебе не ту работу дают?

Гена непроизвольно вздрогнул, словно его ударили.

— Если ты добрый сын — пойдешь на любую работу. Для матери можно это сделать. Мать для тебя на большее всегда шла. А работа — она что ж, присмотришься, может, и полюбится.

Помолчали. Иван Демидович видел, как взволнованно и часто поднималась и опускалась грудь юноши.

— Ну как? — спросил он уже мягче.

Гена подошел к столу, резко сдвинул на другой конец забытые журналы и, положив на стол крепкие кулаки, сказал:

— Завтра обязательно схожу еще раз на комбинат, к строителям, к дорожникам, а потом в порт. Может, грузчиком возьмут.

— Грузчиком ты еще молод… Есть у меня одно место на примете. Только канительная работа. И начальства над тобой будет много. Хватит ли терпения всех слушаться?

— Начальство все одинаковое, — сказал Гена, и глаза его посветлели. — А к дисциплине нас в школе приучили. Там за нами еще больше глаз было.

— Школа и работа — это не все равно. Если бы на работе было легче, вас бы к ней так долго не готовили…

— Может быть… — согласился Гена.

— Меня назначили боцманом на теплоход «Полярный», — сказал гость.

— Ну, я боцманом не гожусь. — Гена разочарованно махнул рукой.

— Я тоже так думаю. Для этого надо опыт иметь. К тому же двух боцманов на теплоходе и не нужно. Но там есть еще место палубного матроса. Работа канительная. И ты самый младший чин. Будешь палубу мыть?

— На все согласен, — решительно махнул Гена.

— Что ж, ладно! — вставая, сказал гость.

— А «Полярный» тоже пойдет в Арктику?

— Конечно. Для того и строили. Самое крупное судно в нашем управлении.

— А может, откроем что-нибудь в Арктике, а?.. Боцман нахмурился.

— Я тебя не в экспедицию, а на работу приглашаю. И еще неизвестно, чье дело труднее: тех, кто открывает, и. ш наше, кто осваивает Арктику.

Он сразу заторопился уходить и уже у двери напомнил:

— Завтра с утра приходи на теплоход. Прямо к капитану. Может, возьмет.

Глава третья

Утром Гена подымался по трапу на борт теплохода «Полярный». У трапа его остановил вахтенный, молодой круглолицый парень.

— Куда? — спросил он с легким акцентом.

— К капитану. Боцман велел прийти. Матросом хочу устроиться, — Гена сразу выпалил все, что мог сказать О себе.

— Еще вверх по трапу и туда.

Вахтенный показал на дверь рядом со входом п штурвальную рубку, а темно-карие, немного оттянутые к пискам глаза продолжали внимательно рассматривать новичка.

«Татарин, — мысленно определил Геннадий. — Важничает».

Но по выправке вахтенный показался Геннадию бравым матросом.

Пока они разговаривали, подошел кок, высокий, в белом халате и в еще более белом колпаке. Легонько потрогал свои коротенькие, бабочкой черные усики и предложил:

— Просись ко мне, на камбуз.

— Еще чего! — напустил на себя храбрость Гена. — Я в матросы.

— А что? Всегда в тепле, не простудишься.

— Я простуды не боюсь.

— То-то, я вижу, спортсмен.

В голосе кока чувствовалось неприятное раздражение.

«Зря обидел человека, — подумал Гена. — Может, он свое дело любит». И уже миролюбиво сказал:

— Сноровки у меня к этому делу нет. Да, может, и не возьмут еще.

Кок действительно обиделся, и последние слова Гены не смягчили его.

— Ершистый! Только тебе лучше бы на берегу сидеть.

Гена решил поддержать разговор. Авось кок смягчится.

— Почему на берегу?

— Веснушками ты больно богат, а с ними от воды подальше надо. В море они у тебя и на ушах выступят.

— Какой есть. — Гена круто повернулся и бегом поднялся по трапу наверх.

Отсюда был хорошо виден почти весь затон: вереница черных смоляных барж, мачты пароходов и шхун, юркие катера, оставляющие за собой на водной глади длинные усищи волн.