На взлёт! - Ольга Владимировна Голотвина Страница 32

Тут бы Дику и уносить ноги. Но как оставишь Кэти одну в доме? А если вломятся подручные «воровского короля», примутся выпытывать у девушки: где, мол, ее дружок?

Нет уж! Дик уйдет с шумом, оставляя заметный след, он это приготовил заранее. Но потом! А сейчас надо увести отсюда девушку.

И умница Кэти не спорила, не визжала от страха. Даже улыбнулась, когда Дик помогал ей выбраться через окно на задний двор. Улыбка вышла бледной, но все-таки храброй.

А потом были блуждания по кривым улочкам и переулкам. Преследователи теснили беглецов к побережью. Будь Дик один, он бы остановился и дал бой этой швали. Но нельзя подвергать опасности девушку, надо помочь ей спрятаться...

К счастью, Бенц неплохо знал прибрежную окраину. Бегущая по его следу свора – морд этак десять – не могла загнать свою добычу в тупик. К тому же их на каждом повороте задерживала то рассыпавшаяся под ноги поленница, то упавшая сверху рыбачья сеть, то рухнувшая ветхая ограда.

Но вот Дик Бенц сообразил, что угодил в действительно опасное место: тянущиеся один за другим склады, уже запертые по вечернему времени на тяжелые замки. Кричи не кричи, никто не явится выручать. Если и есть тут сторожа, то им своя шкура дороже.

Впрочем, на подмогу Бенц и не рассчитывал. Был бы он один – заставил бы этих псов побегать за собой по крышам. Но Кэти устала, задыхается.

Дик привычно обмотал плащом левую руку, чтобы отбивать удары, и готов был выхватить шпагу – но тут очень вовремя мелькнуло воспоминание.

Он уже уходил как-то от погони по этой улице! Вот забор из широких досок... в одной из них внизу нет гвоздя, она отходит в сторону!

Оказалось, гвоздь не вколочен до сих пор. Доска скользнула вбок и вверх, открыв широкую щель.

– Кэти, туда!

Последовав за девушкой, Дик вернул доску на место. И вовремя: за забором послышались голоса и топот погони.

Дик и Кэти спустились по крутому откосу к морю. Бенц понимал, что это лишь отсрочка: улица выведет преследователей как раз на берег.

Но спасение уже поджидало их у кромки воды.

На большом плоском валуне задумчиво восседал старик в плотной вязаной фуфайке, холщовых штанах и высоких рыбацких сапогах. Задумчиво глядя в море, он курил трубку. Старик предусмотрительно устроился с подветренной стороны от «лукошка» – так насмешливо называли крошечные суденышки. Берег свое сокровище от случайной искры.

«Лукошко» стояло прямо на прибрежном песке: эти плоскодонные крохи приземляются на сушу так же уверенно, как и на воду. Игрушечная мачта, два весла – и внизу, между днищем и палубой, один-единственный лескат. Наверняка старый, не способный уже «в упряжке» тащить корабль, а потому проданный за бесценок мелкому перевозчику. И его хозяин облетает деревни и поместья, продает свежую рыбу.

– Эй, добрый человек! – окликнул перевозчика Бенц. – Хочу покатать свою девушку на твоей посудине. Уступи ее до утра!

Уже стемнело, но не настолько, чтобы старик не разглядел в руке незнакомца золотую монету.

Разглядел он и другое: у человека с капитанским шнуром левая рука была обмотана плащом, как перед схваткой. А его девушка, бледная, едва держащаяся на ногах, вовсе не походила на забавницу, которая наслаждается прогулкой.

Нетрудно догадаться, что эти люди спешат. И если заартачиться, не взять монету, они не задумаются и силой забрать то, что им нужно. Хорошо, хоть платят, да еще целый коронет...

Старик вынул трубку изо рта:

– Буду ждать на рассвете. На этом самом месте. Леската зовут Тихоня. Уж поберегите его, ваша милость!

Монета перекочевала из ладони в ладонь. Бенц перемахнул через борт, помог Кэти забраться в «лукошко» – и сразу дал Тихоне мысленную команду: «Вверх!»

Старые лескаты, растратив силу, теряют и своенравие, становятся послушными и кроткими. К ним не надо «притираться» мыслями, они подчиняются любому, кто приказывает.

Тихоня потянул «лукошко» неуклюже и тяжело. Крыльев у суденышка не было, оно рискованно покачнулось. Кэти ойкнула, плюхнулась на носовую скамью, вцепилась в пахнущую рыбой доску. Бенц румпелем развернул суденышко так, чтобы ветер поволок «лукошко» к темной полосе складов. С трудом управляя отупевшей от старости тварюшкой, Дик ухитрился посадить эту летучую кастрюлю на одну из крыш. Крыша выдержала, не провалилась.

И вовремя! По берегу уже бежала, спотыкаясь, свора. Дику их было смутно видно на фоне светлого песка, а вот им не пришло в головы поднять глаза, пробежаться взглядом по линии крыш... а хоть бы и взглянули – и что? Заметили бы, что один из складов неровно, бугром, возвышается над другими?

Черные тени окружили сидящего на камне старика. Слова терялись в гуле прибоя, но Дик и Кэти приметили жест перевозчика – вскинутую к уху ладонь: «Ась?.. Чего угодно господам?..» Видимо, старик на глазах поглупел, одряхлел и оглох.

В конце концов бандитам удалось вытрясти из «бестолкового старикашки» что-то интересное – и вся стая с новыми силами ринулась дальше по берегу.

Кэти коротко вздохнула, словно всхлипнула. Дик встревоженно оглянулся – и понял, что девушка на грани обморока.

У него не было под рукой даже фляги с водой, успокаивать свою милую пришлось ласками и поцелуями.

Помогло. Смелая пичуга даже заулыбалась.

– А ведь тот коронет я отложил, чтобы купить тебе подарок, – вздохнул Дик.

– Но ты и так сделал мне подарок! Я еще никогда не летала!

– Ну так вверх!

Маленький парус лежал у них под ногами, но Бенц не стал его ставить: они больше никуда не спешили, а ровный, слабый воздушный поток – это было как раз то, что нужно.

И Кэти радостно, жадно глядела то на уходящий вниз темный город («Ой, огоньки по улицам ползут – это прохожие с факелами идут, да?»), то на рокочущее во мраке море (Ой, какое оно суровое!»), то на Дика, уверенно ведущего «лукошко» меж небом и водой. Ясно было, что пропахшее рыбой суденышко в ее глазах ничем не хуже королевской прогулочной яхты, а Дик... Дик в волнах ее счастливого обожания и сам себя почувствовал сказочным принцем.

Когда Бенц ощутил, что старый Тихоня устает, он усадил «лукошко» за мысом, в тихом местечке, бросил на днище свой плащ – и постарался, чтобы Кэти даже не заметила, что полет прервался...

Утром он высадил ее, притихшую, разрумянившуюся, на Старый причал за Рыбным рынком.

– Домой пока не ходи, побудь у подруг. Не бойся, это только сегодня. Им нужен я,