Макс Пембертон - Бриллиантовый корабль Страница 33

Я не отвечал ему, потому что в эту минуту я увидел капитана Лорри, шедшего поспешно по палубе, и по выражению его лица сразу догадался, что он несет мне какое-то известие.

– Что такое, Лорри?

– Телеграмма, сэр!

– Телеграмма?

– Не знаю, что вам сказать на это, сэр... Телеграф работает, как часы. Я думаю, вам лучше немедленно узнать, в чем дело. Никто здесь на борту не может понять, что происходит.

Мое восклицание удивило их обоих. Наш аппарат Маркони являлся чем-то таинственным для всего экипажа, и даже капитан смотрел на него с благоговейным ужасом. До сих пор мы почти совсем не пользовались им и обменялись всего только двумя телеграммами – с пароходством и североамериканским судном. Теперь с нами говорили в третий раз, и я был уверен, что послание это было не с судна, шедшего по океану, и не с прибрежной станции, но что это был голос неведомого, сулившего нам добро и зло в такой мере, в какой не может представить себе ни одно воображение. Могу только сказать, что я спустился вниз с такой тревогой и в таком возбуждении, которого не изобразить словами. Неужели это соединение стали и меди, проволоки и простейших электрических батарей откроет мне так долго скрытую от меня истину? Я надеялся, что да.

Второй офицер наблюдал за аппаратом, любопытство его было возбуждено в высшей степени. Когда я вошел в переднюю каюту, где мы установили аппарат, он пробовал послать какой-нибудь ответ.

Я поспешил остановить его и так грубо схватил за руку, что он подумал, вероятно, не потерял ли я внезапно свой рассудок.

– Бог мой! – воскликнул я. – Ни слова, пожалуйста, ни слова! Дело здесь может идти о смерти или жизни для нас. Оставьте их... пусть они говорят, а ответим мы потом.

– Аппарат начал действовать пять минут тому назад, сэр! Я до некоторой степени знаком с кодом Морзе, но не знаю, с этой или с той стороны начать. Только это не с парохода Р. amp; О., сэр!

– Ни с Р. amp; О., ни с какой другой буквы нашей азбуки, мой милый! Спуститесь вниз к мистеру Бенсону, машинисту, и попросите, его осмотреть батареи и соединители проводников. Я сам присмотрю за аппаратом.

Он ушел, а я остался один у аппарата, наблюдая за ним, как человек наблюдает за лицом другого человека, на котором он надеется прочесть историю своей судьбы. Аппарат выстукивал какое-то послание, но так слабо, так неясно, что я, при всех познаниях своих, не мог записать его. Далеко от нас, в нескольких, быть может, ста милях какое-то неизвестное судно, плывущее по уединенному океану, сообщало нам какие-то известия. Что за судно и чьи это были голоса? Как зачарованный, стоял я у аппарата, так тихо и неподвижно, что мог слышать каждый удар своего сердца. Неужели эти неизвестные не заговорят яснее? Не рискнуть ли предложить вопрос, вместо ответа, послать его с нашей собственной высокой мачты, где все было приготовлено для этого? И какой вопрос? Нет ли у еврея какого-нибудь неизвестного мне пароля? Я не знал, что мне думать. Только один человек на всей яхте мог сказать мне это – молодой Гарри Овенхолль, который молча, с полной готовностью и благодарностью работал с нашими машинистами в течение всех этих долгих недель напрасного преследования. Гарри явился ко мне из глубины машинного отделения с бледным лицом, но более ясными голубыми глазами, чем в то время, когда я взял его с собой из Европы и дал ему возможность исправиться, исполняя лишь человеческий долг по отношению к каждому согрешившему юноше. Он сказал мне прямо, что пароль у еврея действительно есть, как для Англии, так и для Франции.

– Мы брали обычно полоску бумаги и писали на ней букву «А» раз пять – с левой стороны и сверху вниз, а с правой снизу вверх. Это мы делали в тех случаях, когда дело шло о наших делах в Лондоне, Париже или Брюсселе. Если мы встречали на улице друга, мы говорили на романском языке: «Kushto bokh», или «mero раl», или что-нибудь в этом роде. Сказав это, один из нас спрашивал, как поживают старые пять А. Паролем было у нас однажды слово «Фордибрас», в Блуа, например, когда мы ограбили дом графа Сенса, который только что приобрел несколько изумрудов императрицы. Не помню, чтобы нам еще раз приходилось где-нибудь пользоваться им.

Я улыбнулся... Намерения еврея были для меня ясны и в Европе, и на острове. Робкий трус, Губерт Фордибрас, которого хитрыми и льстивыми речами успели убедить в его невиновности во всех этих преступлениях, первый должен был попасть в руки полиции, когда все откроется. Это было ясно... ясно, как и неспособность Гарри помочь мне.

– Здесь, в открытом море, не может быть ни «Фордибраса», ни целой азбуки ваших «А», Гарри! – сказал я. – Но вы не виноваты в этом, мой милый! Будь вы на борту у них, тогда дело другое. У них есть в данный момент какой-нибудь пароль, я уверен в этом, и употребляется он только для судов. Я должен выждать... жаль очень, если только сожаление может пригодиться кому-нибудь.

– Вы никогда не встречались ни с одним из их моряков, доктор Фабос?

– Нет, никогда! Милосердный Боже! Что я говорю? Никогда не встречался ни с одним из их моряков? Гарри, почему вы предложили мне этот вопрос?

– Я был уверен, что вы были на борту одного из их судов.

– Я не был ни на одном из их судов, но... посмотрим еще! Кто знает, Гарри, не поможете ли вы мне в этом. Пойдите к капитану Лорри и скажите ему, что у меня есть кое-что новенькое для него и для мистера Бенсона. Весьма возможно, что Европа тут ни при чем.

Он ушел так же спокойно, как и пришел, а я остался у аппарата. Я ни с кем не хотел делиться тем, что у меня было на уме. Мысль, мелькнувшая у меня в голове, могла способствовать тому, что мне достаточно было сказать одно только слово, и я выигрывал или проигрывал окончательно все. Я хотел с помощью телеграфа отправить такое послание «Бриллиантовому кораблю», которое должно было привести нас к их обнаружению и выяснению конечного назначения. Для этого мне достаточно было послать пароль его командиру. Я был уверен теперь, что знаю этот пароль. Он дан был мне несколько лет тому назад, когда труп мертвого моряка был выброшен на берег Паллингской бухты и на теле его нашли один из самых драгоценных бриллиантов Европы. Можете представить себе мое волнение, когда я сел, чтобы привести в исполнение мелькнувшую у меня мысль. Передо мной был аппарат, выстукивавший послание, которое я не мог разобрать. Я сел перед нашей собственной клавиатурой и твердой рукой отстучал на ней слова: «Капитан Три Пальца». Несколько раз повторил я эти слова «Капитан Три Пальца», и больше ничего.

Прошел час, а я все еще сидел один. Никакого ответа не последовало на мое послание и ни малейшего волнения со стороны получателя, послание которого так одурачило меня. Исполняя мое желание, ни Лорри, ни Мак-Шанус не приходили ко мне. До меня доходили звуки ропота волн, плескавшихся о стенки нашего судна.