Алистер Маклин - Когда пробьет восемь склянок Страница 34

Падая на морское дно, я потерял представление о времени. Теперь то же самое произошло при подъеме наверх. Я плыл спокойно, прикладывая столько сил, чтобы продвигаться не слишком быстро, но и не чересчур медленно. Каждые несколько секунд я выпускал изо рта немного воздуха, регулируя тем самым давление в легких и поглядывая наверх, но вода надо мной была черна как чернила. Должно быть, глубина была даже больше, чем я предполагал. Я не видел ни малейших признаков света. А потом, совершенно внезапно, за какое-то мгновение до того, как полностью вышел запас воздуха и я почувствовал боль в легких, моя голова наткнулась на что-то твердое. Я схватил это руками и вынырнул, глубоко вдохнув холодный, соленый и такой вкусный воздух. Правда, я со страхом ожидал начала страшных судорог, но они не появились. Значит, вертолет лежал на глубине меньшей, чем семьдесят футов.

За последние десять минут мой рассудок явно помутился, словно от ударов кованых сапог, и он пришел бы в совершенно плачевное состояние, если бы я вовремя не сообразил, за что держусь. Это оказался руль какого-то суденышка, и если бы мне требовались доказательства сего факта, то я бы получил их с помощью двух медленно вращающихся винтов, пенивших воду в двух футах от меня. Я вынырнул как раз под их судном. Мне действительно повезло. С таким же успехом я мог наткнуться на винты, и мне бы просто снесло голову. А если бы человеку, сидевшему за рулем, вздумалось дать задний ход, меня бы спокойно затянуло под лопасти, и после этого я бы стал выглядеть так, словно выскочил из бетономешалки. Но я и так слишком много пережил в последние минуты, чтобы бояться всего этого.

Со стороны штирборта я увидел риф, на который упал вертолет. С палубы на него направлены два прожектора. Мы находились приблизительно футах в ста двадцати. Моторы работали на малых оборотах, только чтобы удерживалась такая скорость, которая позволяла судну выстаивать против ветра и течения. Временами один из прожекторов освещал темную воду. На палубе я не смог никого различить, но я и так знал, что они выжидали и наблюдали, сняв предохранители с оружия. Мне было необходимо разглядеть это судно или сделать нечто такое, что позволило бы узнать его впоследствии. Я осторожно вытащил кинжал из ножен на шее и вырезал большое «V» на нижней части руля. А потом я услышал голоса. Я без труда распознал их и запомнил на всю жизнь.

— На твоей стороне все спокойно? — Голос капитана Имри, который организовал охоту на «Нантсвилле».

— Все о'кей, капитан. — Я почувствовал, как поднимаются волосы у меня на затылке. Квин Дюрран, «липовый» таможенник. Человек, который меня чуть было не задушил.

— А у тебя, Мак? — снова раздался голос капитана.

— Ничего, сэр. — Это был голос специалиста по автоматическому оружию. — Мы здесь восемь минут. И пятнадцать прошло с тех пор, как вертолет упал в воду. У человека должны быть железные легкие, чтобы до сих пор не окочуриться.

— Достаточно, — сказал Имри. — Каждый получит сегодня специальное вознаграждение за ночную работу. Крамер?

— Да, капитан? — Голос Крамера звучал так же глухо, как и голос Имри.

— Полный вперед! К зунду.

Я оттолкнулся от руля и поглубже нырнул. Вода надо мной начала пузыриться и пениться. Я долго плыл в сторону рифа на глубине десяти футов. Конечно, относительно долго — не более одной минуты. Мои легкие были уже не теми, что пятнадцать минут назад. Когда я вновь вынырнул на поверхность, на моей голове сидела темная промасленная шапочка. Правда, эта предосторожность оказалась излишней. Я лишь смог различить черный силуэт удалявшегося суденышка. Прожектора были выключены. Если капитан Имри решил, что работа закончена, — так тому и быть. Судно плыло в полной темноте, не были зажжены даже навигационные и бортовые огни.

Я поплыл в сторону рифа. Добравшись до него, я вцепился в камни руками и застыл на какое-то время, пока снова не обрел власть над собственными мышцами. На это у меня ушло приблизительно пять минут. Вот уж никогда бы не подумал, что можно за пятнадцать минут сделать такое с человеком, Я бы с удовольствием отдохнул на этом рифе еще с часок, но время работало против меня. Я погрузился в холодную воду и поплыл в сторону побережья.

Я трижды пытался, и все три раза мне не удавалось забраться с надувной лодки на борт «Файркреста». А расстояние-то было футов шесть! Только шесть футов! Его бы элементарно преодолел и десятилетний ребенок. Но Калверт этого сделать не смог, ведь Калверт старик. Я кликнул Ханслета, но тот не появился. Я крикнул его трижды, результат был тот же. «Файркрест» оставался темен, с яхты не доносилось ни звука. Куда он запропастился, черт бы его побрал?! Заснул? Сошел на берег? Нет, на берег Ханслет сойти не мог — он обещал оставаться на борту. Ведь за время моего отсутствия могло прийти какое-нибудь сообщение от Дядюшки Артура.

Значит, он крепко спал! Я почувствовал, как во мне поднимается слепая ярость. Это уж слишком! Я и так сегодня нахлебался досыта! А ему, видите ли, захотелось поспать! Я закричал что было сил и забарабанил рукояткой «люгера» по железной обшивке судна. Но он так и не вышел.

Наконец с четвертой попытки мне удалось подняться на борт. Держа веревку от резиновой лодки в руке, я несколько секунд полежал на животе, а потом с трудом встал. Закрепив линь, я отправился на поиски Ханслета. Мне хотелось ему кое-что сказать! Но сделать этого мне не пришлось. Его не было на борту. Я обыскал «Файркрест» от кормы до носа, но не нашел ни единого следа. Ни остатков еды в салоне, ни грязной посуды на камбузе. Никаких признаков сопротивления или борьбы. Все было чисто, в самом образцовом порядке. Все было именно так, как должно было быть. Не было только Ханслета.

Минуту или две я сидел в салоне, согнувшись в три погибели, и пытался ответить на вопрос, куда мог исчезнуть Ханслет. Но в те минуты я ничего не соображал. Тогда я снова вышел на палубу, чтобы поднять надувную лодку и подвесной мотор. На этот раз я не стал совершать никаких маневров. Не говоря о том, что в подобном состоянии это было невозможно, время игры в прятки прошло. Я выпустил воздух из лодки и спрятал ее вместе с подвесным моторчиком в шкаф. Вы спросите, что будет, если кто-нибудь вновь вздумает обыскать яхту? Что ж, пусть попробует. Первое, что я сделаю, это всажу в пришельца пулю. И мне все равно, даже если этот кто-то представится полицейским. Сперва пулю в руку, в ногу — неважно, а уж потом стану слушать его объяснения. А если речь пойдет о ком-нибудь из моих «друзей» с «Нантсвилла» или из песчаной бухты, то этот гад получит пулю сразу в лоб.

Я прошел обратно на корму, чувствуя себя совсем больным. Вертолет лежал на дне вместе с пилотом, грудь которого была прошита автоматной очередью. Когда я подумал об этом, мне стало плохо.